Андрей Вичурин - Байт II. Блуждающие лабиринты Гиннунгагапа.

- Т-сс! – просипел Пончик. – Во! Начинается!

Рудольф Красный Нос включил свой биософит и направил вверх, к окончанию лестницы.

Санта – Клаус встал на одно колено, опираясь рукой на посох и склонив голову в сторону трона.

На нем, возникая из темноты ночи, проявилась, молодая красавица с длинными черными прямыми волосами, убранными изумрудным венцом из листьев, в праздничном шитом золотом зеленом сарафане и синих сапожках. По левую руку величаво восседавшей брюнетки, появился пожилой бородатый соломенный блондин, в длинной подпоясанной рубахе поверх штанов, жупане и красных сапогах, а по правую, на спинке трона пристроилась пестрая птица, с коричневыми крыльями и серой грудкой.

Толпа взорвалась выкриками:

- Прийа! Фрийа! Прийа! Фрийа!

А я снова было подумал об очередной игре слов, но Дима опередил меня.

- Это Прия! Наша, славянская богиня плодородия, любви и брака! Это она, настоящая брюнетка, в отличие от Фрейи, - та жгучая блондинка. Да и наша, при одинаковой общественной нагрузке, намного поспокойнее будет! Фрейе же, лучше под руку не попадаться! Все валькирии под ней, да и сам Один, половиной павших воинов с ней делится! Видать, серьезная баба!

- А мужик этот соломенный, кто? – поинтересовался я. В вопросах мифологии, особенно северной европейской части нашего материка, Дима разбирался однозначно лучше меня.

- Житный дед, походу. Или его еще называют полевиком, - дух хлебного поля. А птичка та, кукушка, - Живана, Жива. Богиня жизни в своей животной ипостаси.

- А чего Санта – Мороз им кланяется?

- Так, ему как слону, по сроку службы положено, перед дембелями спину гнуть! – непонятно объяснил Дима. – А-а, я и забыл, - ты же в армии не был!

Ну, вот возьмем, его, Деда – Клауса. Он на что годится? Новый Год привести? И все? Значит, нет у высших сил к нему, на большее доверия. А, скажем, Прия? На ней и брачный бизнес, и любовные шуры – муры, и огород, и прочее пищевое плодородие. Сечешь? Живана, за противостояние смерти отвечает. Тоже, нехилая работенка. А дед, - он и есть дед! Тем более, сегодня он, как бы именинник!

Тем временем действо на лестнице продолжалось. Санта бережно передал клюку Житному деду. Тот сделал знак, и десяток женщин в белом, начали шустро делать из уже готового теста лепешки, а он спустился вниз, и стал ловко пришлепывать их к стенкам тандыра, клюкой, незаметно преобразившейся в деревянную лопатку.

- Полудницы – пояснил Дима. – Дедовы помощницы. Только не слышал я о том, чтобы они по ночам работали…

Во, дает! Я, так вообще о них не слышал. Не то что, об их тайных подработках по ночам! А у них тут, однако, свой многофункциональный мультитул имеется! И «Конструктор», походу, у кого-то прокачан неслабо. Интересно, что они им еще делать будут?

А дед тем временем, уже снимал готовые лепешки, той же лопаткой, превратившейся в большую вилку, аккуратно складывая их на большие подносы, которые держали полудницы. Одну лепешку, большую в два раза, и плетеную в виде коловрата, он положил отдельно, на золотое узорное блюдо. И стал загружать вторую порцию выпечки в тандыр.

Когда он закончил, взял у помощницы блюдо, отдал ей лопатку, и на вытянутых руках понес Хлебное Колесо наверх.

Прия, встав с трона, уже поджидала его.

Дед протянул ей блюдо. Прия, обеими руками разделила Колесо Коловрата, на отдельные спицы – лучи, что-то над ними проговаривая, отламывая от каждой по кусочку, и бросая на все стороны вокруг. Один кусочек, из оставшейся круглой середины, из самого центра, она выщипнула и протянула Живане. Та, смешно склонив голову набок, взяла подношение и, положив его на плоский верх спинки трона, стала неспешно расклевывать. Оставшуюся часть внутреннего круга, Прия разделила на три части. Одну отдала Житному деду, вторую – Санта – Клаусу, а в третью впилась зубами сама.

Толпа на поляне вновь восторженно взревела. Жертвоприношение состоялось.

Полудницы разнесли испеченный хлеб, одаривая всех желающих. Блюда мгновенно опустели. Но, Житный дед уже доставал из тандыра следующую порцию. Так повторилось еще три раза. Нам с Димой, тоже перепало по куску лепешки Лугнасада. Я свой кусок положил в карман, - недавно ели, не хочется. Дима, посмотрев на меня, поступил так же.

Откуда-то пришел Пончик, потолстевший и довольный. Я и не заметил, как он отлучался. Похоже, к песцу, все-таки пришел песец.

- Колбаса! – развеял он мои тревоги, последний раз облизнувшись. – Никому не нужная. Вкусная.

Печь уже сноровисто разбирали трудолюбивые кекли, явив на обозрение горку еще не до конца прогоревших алых углей. Главные действующие лица заняли свои места. Санта пристроился по правую руку от Прии. Живана, со спинки трона, что-то ворковала ему на ухо. Он тихо смеялся закрытым ртом, сжав зубы, видимо, стараясь не заржать в голос.

Печь разобрали полностью очень быстро. Мерные сотрясения горы, продолжавшиеся весь праздник, стали реже, но мощнее. Народ столпился широким полукольцом у остатков костра, лицом к лестнице, оставив проход, шириною достаточной для одновременного движения, как минимум пяти оленьих упряжек.

Ночь покорялась рассвету. Приближалась долгожданная кульминация необычного Ламмаса, по словам Аксиньи, происходящего раз в тысячу лет. С первыми лучами Солнца Нового Колеса Года, из углей Большого Костра Ламмаса, расцветет невиданный огненный цветок Ферда.

Вдруг, где-то справа, из-под земли донесся приближающийся звон подков, ржание и волчий вой. Толпа загудела в предвкушении, разумные вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть происходящее. Руководящая верхушка тоже с интересом повернула головы навстречу приближающемуся шуму.

Из-под земли выскочил призрачный всадник в росомашьей шапке, верхом на черном изящном жеребце, который, с коротким ржанием, закусив удила, понес его по оставленному свободным проходу, высекая из гранита искры своими звонкими подковами.

Всадник, не прекращая лихой скачки, протрубил в серебряный рог, висящий на его худой шее. Из-под земли, догоняя хозяина, появились, один за другим, десять стальных волков, бликующих металлом упитанных боков, такие же призрачные, и пронеслись вслед за ним, скрежеща когтями по камню и завывая. За ними, на лямках, неслась волокуша с огромной тушей бурого медведя. На самом первом, самом большом волке, судорожно вцепившись ему в холку, ехал человек, чья фигура мне почему-то, показалась знакомой.

- Дикая Охота! – восторженно прокричал мне в ухо Дима. А Пончик напрягся, нервно дернув хвостом.

- Это Всеслав! – вскричал Пончик, провожающий взглядом последнего волка исчезающего в камне горы. – Это точно был он! Я его почувствовал но, теперь снова не чувствую!

- Да, это он! – подтвердил я, еще раз вызывая в памяти образ человека, на несущемся со скоростью гоночного автомобиля, стальном чудовище. В каких далях он скачет, в настоящем теле, на не призрачном волке? - Где же его носит?