Юлиус Эвола - Империя Солнца

Здесь поднимается новая жизнь, появляется новое начало, начинается новый цикл. «Свет жизни» загорается повторно. Из вод поднимается или рождается «солнечный герой». Переживается возрождение, освобождение от тьмы и смертельного мороза. Символическое древо мира и жизни оживляется новой силой. И в связи со всеми этими значениями уже в доисторические времена, за тысячелетия до вульгарной эпохи, во множестве ритуалов и священных праздников дата 25 декабря праздновалась как дата появления или возрождения «солнечной» силы как в мире, так и в человеке. Мало известно, что то же традиционное рождественское дерево, ещё использующееся во многих странах, в том числе частично и в Италии, но только в форме занятия для детей или, максимум, как традиция добропорядочных буржуазных семей, является остаточным эхом, свойственным древнейшей, суровой арийской и североарийской традиции. Такое дерево, скопированное с «вечнозелёного», semper virens , то есть растения, которое не умирает зимой, —сосны или ели, воспроизводит архаическое древо жизни или мира, которое в зимнее солнцестояние загорается новым светом, что выражено свечами, которыми его украшают и которые загораются в этот день. И «дары», которыми это дерево нагружено сегодня в качестве простых подарков для детей, на самом деле изображали символический «дар жизни», свойственный рождающейся или возрождающейся солнечной силе. Но момент, в который semper virens , растение, которое не умирает, обновляется и освещается, в первоначальном символизме также является моментом, в который, как было сказано, из вод поднимается «солнечный герой» —как и в ритуале, сохранившемся до гибеллинского Средневековья. До этого оно играло важную роль в легендах об Александре Великом. Космическое древо—это также «солнечное» древо, имевшее тесную связь с так называемым «древом империи» — arbor solis , arbor imperii .

Это побуждает нас рассмотреть другой интересный аспект традиций, о которых идёт речь, для чего мы хотим обратиться особенно к Древнему Риму. Митраизм или культ Митры, как известно, является поздней формой древней ирано–арийской (маздеистской) религии, особенно подходящей для воинской ментальности. При Аврелии, когда этот культ распространился в Риме, дата «солнечного рождества», или зимнего солнцестояния, 25 декабря, отождествлялась с датой празднования Natalis Invicti , то есть рождения Митры, считавшегося «солнечным» героем.

Было бы крайне поверхностным, если не просто грубым, говорить о митраизме в Риме sic et simpliciter как о «заимствовании» или «восточном влиянии»: на Востоке того времени сосуществовали весьма разные элементы — но среди них, несомненно, встречались важные и ещё неразложившиеся элементы древнейшего духовного наследия арийских и индоевропейских народов. Что касается отношений между Митрой и римским «солнечным рождеством», то нужно отметить, что здесь произошло не изменение, а скорее обновление римского календаря согласно его древнему астрономическому и космическому аспекту, имевшемуся у него в ранние времена Ромула и Нумы, которое придало праздникам значение великих символов при совпадении их дат с великими эпохами жизни мира.

Далее важно рассмотреть атрибут invictus–aniketos , приданный Митре, солнечному герою, и той же солнечной силе в новой римской концепции. Это «триумфальный» атрибут. В первоначальных ирано–арийских и родственных им традициях это признак небесной и солнечной природы, — как свет, побеждающий тьму, светоносная небесная сила, над которой никогда не возобладают силы ночи и тьмы. Но в Риме мы видим, что тот же эпитет invictus становится императорским титулом, титулом цезаря, и мы знаем, что митраизм, будучи больше, чем просто культом абстрактного божества, хотел, так сказать, «пробудить» то же качество Митры в инициатах, во имя преобразования их природы. И в этом очевидна тенденция к пониманию «солнечного» атрибута при помощи символов и аналогий, которые должны иметь свой смысли, собственно, отличать тип и идеал высшего человечества — не говоря даже о «сверхчеловечестве». Как возрождается Солнце, вечно побеждая тьму, так в вечной внутренней победе над смертной и инстинктивной природой исполняется существо, которому мистическая добродетель свыше даёт функции царя, главы, вождя. Именно Митру, «солнечного героя», почитали в Риме как fautor imperii ; [12] [12] «Покровитель империи» (лат.) — прим. перев. именно так устанавливается тесная связь солнечного символизма с идеями царского сана и империи в их наивысшей форме. Такое отношение подчёркивалось в героических традициях древних арийских народов, и мы уже говорили об этом, рассматривая мистическую доктрины «славы». Не желая повторяться, мы ограничимся тем, что напомним о присутствии тех же значений в Древнем Риме. Victoria Caesaris , то есть мистическая триумфальная сила, которую, в символе статуэтки, Цезарь передавал другому, отражает именно древние ирано–арийские традиции царского сана и так называемой hvarenò : [13] [13] В русской научной литературе передаётся как «фарн» — прим. перев. потому что, как мы уже сказали, hvarenò имела значение мистической «солнечной» силы непобедимости и «славы», которая проникает в вождей, делая из них что–то большее, чем простые люди, и свидетельствует о себе именно их победой.

Древнеримское изображение Sol изображает этого символического бога с правой рукой, поднятой в «папском» жесте защиты, и с левой рукой, держащей сферу — символ вселенского господства. В другом образе узнаётся всё же тот же бог, передающий сферу императору, рядом с надписями, сообщающими устойчивости и imperium Рима «солнечный» характер: Solconservator orbis , Sol dominus romani imperii . На другом особенно интересном медальоне на лицевой стороне изображён увенчанный лаврами император — на его голове видна semper virens , ветка с вечными листьями, на обороте же — солнечный бог со сферой и близко расположенной свастикой (которая, таким образом, присутствовала также и в Древнем Риме) и надписью soli invicto comiti , то есть «солнечному богу, непобедимому товарищу». Ещё одно изображение, хранящееся в Капитолийском музее, показывает нам связь символа Sol sanctissimus с орлом, вещим животным Рима, которое, как считалось, было также птицей, в которую, символично воплощался дух ставшего божественным мёртвого императора, отправляясь из погребального костра в небо. Аналогичные доказательства можно было бы легко умножить. Не будет рискованным сказать, что они говорят о настоящем «божественном солнечном мандате», являющимся живой душой имперской царской функции, которая была для нас своего рода последней вспышкой архаичных значений в древнем мире, мало–помалу утерянных.