Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

— А что же кузнец? Сыскал?

— Сыскал… Коли хочешь, и тебя к нему провожу.

— Это еще зачем? Мне свою судьбу знать надобно.

— Ты ж вроде как в ученье ко мне набиваешься. А с таким оружием тебе не то что в ученье, ворон в огороде пугать, и то неспособно.

— Так ты что ж, вроде как согласен?

— К кузнецу съездим, там и поглядим. Поздно уже, отдохнуть надобно. Как ты, не знаю, а я еще до солнышка подымаюсь. Вон сарай с сеном, там и ночуй пока. Не взыщи, иного места не приготовили, не знали, что в гости пожалуешь. Непривычны мы к гостям-то, да и не заносит сюда никого.

Сладко спалось Илье. Крепко. Так, что и не слышал, как Святогор поднялся. Только тогда глаза и продрал, когда тот об притолоку сарайную легонько постучал.

— Не взыщи, хозяин, — чуть смущенно сказал Илья. — Больно уж у тебя сено духмяное. Захочешь не проспать, а проспишь.

— А еще в службу княжескую проситься решил! — похохатывает Святогор. — Там не в гостях, не разоспишься. А коли разоспишься, разом службу эту на боках своих почувствуешь.

— Неужто князь дружинников наказывает? — усомнился Илья.

— Мне почем знать? Я не князю — себе служу. Хочу — сплю, хочу — в дозор еду.

— А спросить дозволь: за кем же ты тут дозираешь?

— Да мало ли… Одно время змеи одолели, опять же короли всякие-разные, или степняки за добычей. Только мои это горы, я здесь хозяин. У себя там, творите что хотите, а тут как повелю, так и будет.

— Так ты что же…

— А ничего. Толкну утес какой, перегорожу путь, и вся недолга. Сметливый — тот обратно развернется…

— Ну а несметливый?..

— Таких пока не встречалось, — усмехнулся Святогор. — Собирайся. Утренничать пора, и к кузнецу.

…Кузня представляла собой высокий, большой сруб, солидный, как сами горы, с распахнутыми дверями-воротами. Расположилась она, вместе с хозяйственными и жилыми постройками, посреди леса, на ровной площадке, подалее от обрывов и круч. Мимо нее пролегала дорога — откуда и куда, неведомо.

Спешились Святогор с Ильей, вошли.

Изнутри кузня показалась еще более большой и внушительной, нежели снаружи. Дышал жаром огромный горн, сложенный из валунов; воздух в него нагнетали мехи, в человеческий рост, приводимые в движение двумя подмастерьями. Несколько огромных бочек, наполненных водой, на земляном полу. Еще несколько, поменее, свисали на цепях с потолка. Скамья. Маленькие, не по размеру кузницы, окна с околенками, затянутыми бычьим пузырем. По стенам — инструменты и готовые изделия: подковы, косы, топоры, цепи; вдоль — несколько лемехов, какие-то заготовки. Еще один подмастерье удерживал длинными щипцами на наковальне раскаленную добела заготовку; двое других били по очереди большими молотами, кузнец, с малым молотом в руке, следил за их работой, время от времени останавливая и нанося несколько коротких, выверенных ударов. Косматый, черноволосый, с бородой, растущей не в длину, а вширь, с закатанными рукавами, в кожаном фартуке, размером под стать кузнице, он видимой своей мощью ни в чем не уступал Святогору.

— Здоров буде, кузнец, — громом прогрохотал Святогор.

— И ты будь, — едва скосив взгляд в его сторону, отвечал тот, не прекращая работу.

— Не больно-то ты приветлив…

— Так что с того? Сказывай, зачем пожаловал. Судьбой кованой, что ли, нерадостен?

— Радостен — не радостен, про то сам знаю. Не про себя я. Занесло, вишь, ко мне гостя, в ученики богатырскому делу просится. Оружие бы ему по руке, доспех по стати.

Кузнец бросил мимолетный взгляд на Илью.

— По руке, говоришь? Чтоб по руке, на это время надобно. А пока — вон там, в чулане гляньте.

Святогор кивнул Илье следовать за собой и прошел в чулан. Илья подался было за ним, когда услышал позади голос кузнеца.

— Как подберешь, все, что на тебе и с собой, отдельно положишь. Потому — не твое это. Что возьмешь, год сроку. Через год вернешься, получишь взамен надобное. Раньше никак не поспеть.

— А вот Святогор сказывал, будто ты ему судьбу сковал. Правда то, али подсмеивается?

Кузнец зыркнул в его сторону черным глазом.

— Сомневаешься, значит?

— Не то, чтобы сомневаюсь, а только чудно как-то…

— Добро… Скую тебе судьбу. Но уж коли что не так — не взыщи.

И этот туда же. Не стал Илья с ним препираться, скинул доспех, на скамью положил; поверх — оружие, что при себе держал. Да в чулан подался, там Святогор такой шум поднял, будто с ратью вражескою повстречался.

…Обратно подались, когда Илья осторожненько так, вроде невзначай, поинтересовался.

— Неужто и вправду кузнец судьбу сковать может?..

— Так ты что же, у реки будучи, и не напился?

— Ну почему же… Спросил. Обещал сковать…

Расхохотался Святогор. Никак остановиться не может. В седле раскачивается, вот-вот оземь грохнется. Терпел Илья, терпел, а потом взыграло-таки ретивое.

— Чего гогочешь попусту? — насупился.

Унялся тот наконец. Головой покачивает.

— Не токмо над тобой, — говорит. — Над всеми дурнями. Не оскудеть ими земле нашей, ох, не оскудеть…

Услышал Илья, еще сильнее насупился.

— Не серчай. Сказал же, не токмо об тебе речь. Я вот такой же, как ты, в молодости был. Сила есть, норов есть, а головы вроде как и не надобно. Я, когда к кузнецу по первости попал, так же, как ты, недоверчив был; все, думал, потешаются надо мной, по моей молодости. Спросил я тогда, в ответ посмеяться думал: «Ну, коли ты судьбы куешь, так и отвечай: на ком мне жениться?» Не просто спросил: думал я — ни к чему богатырю жена. Обуза. Он и отвечает: «На прямой спрос и ответ прямой. Невеста твоя в царстве Поморском. Во дворце, на горе высокой. Тридцать лет во гноище лежит, и нет ей до поры исцеления». Хорош сват!.. Как там в народе говорят: у вас товар, у нас купец? Только не по купцу товар такой… Задаром не нужен. Ничего не сказал я, повернулся, да и подался себе.

Прошло сколько времени, довелось мне в Киев наведаться. Там и услышал от гостей заморских: и впрямь, есть на свете царство Поморское, и дворец в нем есть на горе высокой, и девица шелудивая — все сходится, как кузнец сказывал. Мне б послушать да забыть, а я чего-то обеспокоился. Ну как впрямь наворожит что? Недаром про них молвится, что они неведомо с кем спознаются, чтоб искусством своим овладеть. День хожу, другой — шевелится внутри, не дает покою. Пуще и пуще сомнение разбирает. Не выдержал. Спросил, какой корабль в царство это самое Поморское отправляется, упросил с собою взять.

Про то, как плыли, и вспоминать не хочу. Я ведь, помимо платы, обещался работой помогать, от разбойников морских оберечь, ежели случай представится. А сам, едва отплыли, слег, и сколько времени в море были, столько пролежал. Силушку будто отняли, как с земли на корабль ступил. Какой там помогать!.. Когда на берег снова ступил, людишки местные на смех подняли. Толпами ходили на меня посмотреть. А чего ж и не веселиться-то? Доспех на мне — ровно на жерди какой. Лицо посерело, вытянулось, руки-ноги подрагивают, ни меча тебе поднять, ни булавой махнуть.