Ульяна Бисерова - Под кожей — только я

Старик свалил влажную соль в большой чан на заднем дворе, а потом тоже зашел в дом. Оттуда донесся приглушенный сердитый спор. Наконец, он вышел и указал гостям на амбар, где к столбику была привязана костлявая коза, а в углу хранились сухие кизяки и разная хозяйственная утварь. Старик достал несколько ветхих топчанов и бросил их прямо на земляной пол, посыпанный прелой соломой.

— В дом нельзя… Но здесь даже лучше. Воздух свежий, звезды видно. И над ухом никто не свербит. Я тут, бывает, и сам ночую. Когда невмоготу душно становится.

Бердикул понимающе улыбнулся. Старик ушел в дом, но вскоре вернулся с блюдом пресных лепешек, заварочным чайником и глиняными пиалами. Сложив пару кизяков, он разжег крошечный костер, который стелился теплым терпким дымом. Тео прилег на тюфяк, который пах прелой соломой, овчиной и кислым табаком, чувствуя, как его неудержимо клонит в сон. В небе уже проклюнулись первые звезды, повеяло прохладой. Старики, разлив по пиалам чай и посасывая трубки, пускающие сизый дым, тихо переговаривались. Тео, балансировавший на тонкой грани яви и сна, ощущал пустую просветленную ясность — кажется, вот-вот, и он постигнет тайный смысл всего сущего.

— Сын был и три дочери. Дочери вышли замуж, разлетелись. Сын уехал в город. Стал уважаемым человеком, открыл мастерскую, невесту присматривал, — голос старика, глухой, словно простуженный, просачивался в сознание, как дым костра. Отдельные слова вспыхивали, как угли, множась шепчущим эхом. — Потом пропал, совсем молчит. Я сказал старухе: «Поеду в город». Приехал — город большой, всюду люди. Кое-как нашел мастерскую. Только она была заколочена. Стал соседей расспрашивать: кто молчит, кто глаза отводит, а кто говорит: «Йок». «Пойми, этот человек йок, у него теперь другой дом». Я случайно встретил на улице его старого друга, который тоже вырос здесь, на соседней улице. Он сначала сделал вид, что не узнал меня, и собирался пройти мимо, но я схватил его за руку. Рассказал, что его матери в последнее время неможется, и пора бы уж навестить ее. Его взгляд все время блуждал, точно он высматривал кого-то в толпе. Потом я спросил про своего сына — не знает ли он, где тот сейчас. Он говорит: «Нет, я с ним не знаком…» А потом добавил: «Я и с вами не знаком, Тимур-акя. Простите, спешу по делам». И я отпустил его руку.

Старик с усилием вытягивал слова из тины давнишнего, застоявшегося ужаса. Бердикул качал головой, по-беличьи прицокивая языком.

— Воротился, сказал старухе, что сын стал зажиточным, в мастерской полно народу — нет времени на всякие глупости.

Старик закашлялся и вытер слезящиеся от дыма глаза. Бердикул молчал, глядя в тлеющий костерок, его глаза с лукавым прищуром совсем скрылись в глубоких складках. Это молчание продолжало договаривать то, что прозвучало между слов, что было так хорошо знакомо и близко им обоим.

Старик и облезлый пес, притулившийся у его ног, одновременно подняли головы, прислушиваясь к дальнему ровному гудению мотора.

Вскоре во двор въехал небольшой автомобиль с округлыми формами, из которого резко выскочил столь же невысокий, округлый и веселый молодой человек.

— Дед Вон! Помоги разгрузить багаж, — крикнул он старику, направляясь к дому. Интонирование выдавало в нем уроженца южных провинций.

Старик, кряхтя, поднялся и поплелся выполнять поручение.

«Так это фаньчжю? — размышлял Тео, привстав на локте, чтобы рассмотреть прибывшего. — Почему он назвал старика ханьским именем?»

«В этих краях традиционные имена под запретом. Как и бороды», — сказал Аскар, молчавший почти сутки.

«Что вообще за история с фаньчжю?»

«Ты же сам слышал: сын этого старика, скорее всего, попал в лагерь для неблагонадежных. На перевоспитание».

«Что еще за лагерь?»

«Дивное местечко. Нечто среднее между интернатом для слабоумных и концлагерем».

«За что? Он что, тоже террорист, как ты?»

«Не думаю. Скорее всего, кто-то из лавочников по соседству позавидовал и накропал донос. Или он сам сболтнул лишнего в неподходящем месте. Теперь уже не имеет значения. Они проследили ближний круг и прислали в дом к родителям наблюдателя».

«Кто — они?»

«Просто — они».

«Так он что, фаньчжю — кто-то вроде шпиона?»

«Не совсем. Большинство фаньчжю мечтает сделать карьеру госслужащего. Отличники в учебе, идеологически подкованные, в свободное время они занимаются волонтерством, не боясь самой грязной работы. Ирония в том, что они даже не представляют, сколько тягот и волнений доставляет их пребывание хозяевам дома. Они всерьез полагают, что выполняют гражданский долг, сея семена просвещения среди темных и отсталых жителей дальних селений, погрязших в суевериях. Частота визитов фаньчжю зависит от степени благонадежности семьи и открытости принятому в Чжунго образу жизни. Неотлучно наблюдая чужую жизнь, фаньчжю подмечают все и ежедневно заполняют подробные отчеты. Отказалась ли хозяйка приготовить шмат парной свинины, привезенной к ужину? Разговаривают ли в семье друг с другом на родном языке или на мандарине? Молятся ли? Держат ли пост? Пьют ли алкоголь? Поскольку за радушными улыбками может прятаться хитрость, специальное приложение подсказывает фаньчжю приемы, которые помогут выяснить правду: „Предложите хозяину дома после жаркого дня банку охлажденного пива. Поздоровайтесь за руку с незамужней девушкой, отметьте, вздрогнула ли она, как отреагировали на рукопожатие ее отец и братья?“ Чтобы узнать правду, приложение советует проверяющим втереться в доверие к маленьким детям и задавать им наводящие вопросы».

«Вряд ли этот добродушный толстяк способен отправить кого-то за решетку».

«Скорее всего, он, как и многие другие, понятия не имеет о том, что представляют собой лагеря перевоспитания. И думает, что это вроде школы, где отсталых деревенщин обучают навыкам современной жизни. Или что-то вроде рехаба, где избавляются от религиозной зависимости и суеверий».

«Мне кажется, ты преувеличиваешь. Кому какое дело до того, какому богу молятся выжившие из ума старики, добывающие соль из мертвого озера? Это все какая-то несусветная дичь. Такого просто не бывает, чтобы человека подвергли репрессиям только за то, что он носит бороду. Да и как уследить за всеми бородачами? Это же просто нелепица. Все равно что пытаться пересчитать и упорядочить молекулы в чашке воды».

Тео проснулся чуть свет от протяжного настойчивого блеяния козы и звяканья жестяной посуды во дворе. Бердикул был уже на ногах и тихо переговаривался с хозяином, который снаряжал соляную тачку. Тео, позевывая от утренней прохлады, забрался в кабину, и фургон, вздрогнув, мерно затарахтел. За ветровым стеклом висела мутная пелена, в которой растворялись и глухие глинобитные заборы поселка, и вытянувшиеся, как свечи, тополя вдоль обочины дороги, и пустые поля, утыканные сухими стеблями неубранной прошлогодней травы, расстилавшиеся до темных гор.