Джейн Александер - Корпорация IMAGEN [litres]

Когда все рухнуло, и она начала снова собираться с силами, то нашла в себе мужество продолжать попытки наладить отношения с семьей. Звонила. Появлялась около дома Мэг. Посылала письмо за письмом. Она двигалась по жизни дальше: своя крохотная комнатушка, свой молодой бизнес, Джейк и группа психологической поддержки, и, если прикладывать достаточно много усилий, продолжая извиняться, Мэг, конечно, простила бы ее, и Кэсси вновь обрела бы семью. В конце концов, дети не пострадали: никто не причинил им никакого вреда.

Но затем появилась эта фотография, сделанная неизвестным фотографом: Финн и Элла играют на лужайке за домом. И она поняла, что ее действия снова подвергли детей опасности. Действия были ее, хотя, казалось, предпринял их кто-то другой. Она была не в себе. Именно это она и пыталась объяснить Мэг в своем последнем письме. Прочитав письмо, она с отвращением порвала его и начала снова. Изложила факты. Предупредила. Что взяла деньги в долг и предложила квартиру Мэг в качестве залога. Она не верила, что это законно, поскольку квартира принадлежала не ей. Сейчас она выплачивала этот долг, и Мэг не о чем было беспокоиться, но она хотела предупредить сестру, что Финн и Элла могли оказаться в опасности. Она понимала, что после такого Мэг никогда не простит ее. Поэтому она больше не будет пытаться восстановить их отношения. Но она обещала сделать все возможное, чтобы уберечь детей от беды.

Все возможное. По крайней мере, это было ей по силам.

Парк опустел, где-то вдалеке откашлялся гром. Кэсси поднялась со скамейки. Следующий платеж только через месяц, но к тому времени она уже превратится в того, кому сама не стала бы доверять. Долг надо заплатить сейчас, пока она еще являлась частью этого мира. И не только следующий взнос, но и всю сумму.

По дороге она проверила в планшете баланс. Последний платеж она сделает с недавнего заказа от студентов летней школы. Пятьдесят процентов принадлежали Николу, но с этим она разберется позже. Плюс гонорары, которые она откладывала для других оперативников. Все равно не хватало почти тысячи.

Упали первые капли дождя, когда она, отстегнув велосипед Льюиса, поехала в ближайший магазин велосипедов. Ей предложили семьсот пятьдесят фунтов, она выторговала восемьсот, но дальше торг не пошел. В другом магазине, через несколько улиц, вообще не стали торговаться.

Третье место, которое она попробовала, находилось на окраине квартала Новый Город, где жили богатые студенты. В витрине – винтажные дорожные велосипеды с легкими рамами из углерода, на их ценниках значилось не менее четырех цифр. Она продаст его за тысячу фунтов, сказала она молодому человеку в магазине, а он с улыбкой ответил, что у нее нет шансов, и было бы большой удачей, если бы магазин смог продать велосипед за столько. Она улыбнулась в ответ, стараясь не показывать своего отчаяния, и принялась расписывать его отличное состояние: почти не пользовались, ни царапины, стоит более двух тысяч фунтов стерлингов, новый, легкий… Шаг за шагом они продвигались к соглашению о цене. До последнего момента, когда они пожали друг другу руки, Кэсси убеждала себя, что на самом деле она не продавала велосипед, а просто теоретически выясняла, сколько он мог стоить. Да и Льюису он не нужен. И в любом случае с его стороны глупо было одалживать ей велосипед: нашел кому доверять! Он сразу должен был понять это. Добрый, но глупый.

Дорога домой, с заходом в круглосуточный банкомат, заняла у нее два часа. Дом Льюиса находился намного ближе, но сегодня она не смогла бы смотреть ему в глаза.

– Мне правда очень жаль. Прости, пожалуйста.

Позднее солнце светило прямо в глаза. Словно в них попала пригоршня песка, сухого и горячего: она отвернулась от окна в поисках темноты. Такое ощущение, будто ее допрашивали. Льюис отнесся к утрате велосипеда хуже, чем она ожидала.

– Куплю тебе новый… ну, прямо сейчас у меня нет денег, но…

– Мне новый зачем? Что, по-твоему, я буду с ним делать? – Он сложил руки на груди, спрятал ладони в подмышках и плотно сжал челюсти. Она никогда не видела его таким.

«Надо было держать его запертым в шкафу, – чуть не вырвалось у нее. – И тогда велосипед дожил бы до следующего объекта твоей благотворительности, который ты пустил бы в свою постель».

– Прости, пожалуйста, – повторила она.

Вчера вечером она договорилась об окончательном погашении долга. Он будет погашен, как только сумма спишется с ее депозита. И через пару дней все станет так, будто она никогда не занимала деньги, а Элла и Финн никогда не были залогом ее глупости. Льюиса, конечно, жалко. Особенно, когда он такой взвинченный из-за нее. Но она поступила бы так снова, даже не задумываясь.

– Мы же договорились, ты не будешь брать его к себе!

Жаль, что он никак не успокоится.

– Да. И я пристегнула его…

– Ты пристегнула! Чем? Твоей жестяной цепочкой? Сколько, по-твоему, времени уйдет, чтобы перекусить ее кусачками? – Он не ждал ответа. – Ну, как же так можно?!. Ты даже не взяла его в квартиру, а просто оставила на лестничной клетке какой-то дурацкой многоэтажки!

«Малоэтажки», – подумала она, но не стала поправлять его вслух.

– Я все понимаю. Просто он такой тяжелый. Надо было взять.

– Вот именно, надо было.

Сколько раз еще просить у него прощения? Она не хотела находиться здесь. Ни в этой квартире. Ни в этом теле. Вчера вечером, когда она наконец добралась домой, у соседа опять вовсю грохотала музыка. Она попросила сделать потише, а он пригласил зайти. Райан – так его зовут, – парень как парень, когда поговоришь с ним, хотя она не помнила, о чем они разговаривали. Не помнила, сколько выпила. Но достаточно, чтобы отравиться. Чтобы мозг распух в черепе так, что каждое движение причиняло ему жуткую боль. Достаточно, чтобы от запаха еды, которую готовил Льюис, ее мутило, словно от сильнейшей качки. Жаль, не догадалась сказаться больной и остаться в постели. Отложила бы признание до завтра. Так нет же! Смиренное отвращение к себе заставило ее встать и тащиться через весь город на своем стареньком дребезжащем велике, и сейчас терпеть его гнев вперемешку со своим похмельем.

Он имел полное право сердиться, но ее удивило, как безжалостно он себя вел. Не то чтобы он не мог позволить себе еще один велосипед. Он даже не нуждался в нем, этом еще одном велосипеде. Она унижалась столько, сколько могла вытерпеть: и сейчас, в пылу его гнева, ее вина клокотала в негодовании, на которое у нее не было никакого права.

Наверное, он почувствовал ее состояние. Он покачал головой, как бы отпуская ситуацию.

– Ладно, забудь, – проворчал он с видом человека, который ищет, по чему бы хорошенько так ударить кулаком.