Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

Кроме камней и статуй берег усеивали полупрозрачные осколки. Минотавр подхватил один из них рассмотреть, перед глазами вспыхнула картинка, до того яркая и полная ощущений, будто Минотавр ухитрился на краткий миг втиснуться в чей-то разум и поймать чужой мир чужими глазами. Он запнулся, наваждение исчезло, подобранный осколок обратился в легкий дымок, а Нить сказала, не оборачиваясь:

– Не подбирай. Это обломки чужих душ.

Минотавр, наклонившись было за новым осколком, отдернул руку и проворчал:

– Будет лучше, если объяснишь, что здесь творится.

Примарка замедлила шаг, остановилась, дождалась, когда Минотавр поравняется с ней, и сказала:

– Я всего не знаю. Знаю, что это место существует только для вас… Он специально создал его, что избавить вас от… от… – Нить подняла руку и щелкнула пальцами. – От метафизики смерти, вот!

– Метафизики смерти? Что это, бездна ее прибери?

– Для существ до вас являлось загадкой то, куда они исчезают после смерти. Наиболее достоверным казалось, что они похожи на электрический ток, он тоже просто исчезает, когда отключается источник. Щелк – и всё! – Нить щелкнула пальцами.

Минотавр качнул рогатой головой.

– Тоже мне загадка вечности, – сказал он. – Эти твои так называемые до-существа занимались ерундой, судя по всему.

– Может быть, – согласилась Нить. Спорить с Минотавром она не собиралась. – Не мне судить о них. Встретишься с Червоточиным, его и спроси. Может, он расскажет.

Нить резко свернула и пошла прочь от Океана Манеева по еле заметной тропинке среди валунов. Поначалу Минотавр думал, ступая вслед за примаркой, что это обычные камни, каких много вокруг – глубоко черного цвета, испещренные трещинами, откуда торчали пучки травы, но один из валунов, когда он проходил мимо, внезапно сдвинулся с места, оставив на песке глубокую вмятину. Туда тотчас стала просачиваться жидкость.

Валуны оказались живыми. Они дышали, от этого становились больше, трещины на боках углублялись, расширялись, и в черноте проступала красноватая плоть. И трава была не травой, а чем-то вроде коротких щупалец, ими камни пытались дотянуться до Минотавра и Нити. Примарка нисколько их не боялась. Она даже поглаживала камни по черным бокам, теребила за щупальца, как забавных зверьков, требующих немного ласки. Сам Минотавр старался не подпускать живые глыбы ближе, особенно надоедливых ударял копытом, но это не ослабляло любопытства диковинных созданий.

Тропинка круто пошла вверх в каменистые холмы, где живых валунов не наблюдалось. На подъеме Минотавр оглянулся и замер, пораженный открывшимся зрелищем. Берег, до того казавшийся мертвым, пришел в движение. Живые валуны сползались туда, где прошли они с Нитью, громоздились друг на друга, образуя то ли неопрятные кучи, то ли заготовки чего-то более осмысленного. Кучи росли, сползались друг к другу, сталкивались с оглушающим грохотом камнепада, громоздились еще выше. Минотавр смотрел бы и дальше, но Нить кинула камешком, щелкнувшим его по рогу.

– Не отвлекайся, – строго сказала примарка. – Он ждет тебя.

Минотавр возобновил подъем. Еще немного, и вот они на каменистом гребне, обозревают темную, бугристую, безжизненную поверхность. Никого и ничего. Минотавр приготовился едко осведомиться у Вергилия – куда его привели, но Нить ответила:

– Ты смотришь неправильно. Вверх. Надо смотреть вверх. Разве не видишь?

Чернота.

Непроглядная и оттого бездонная. Ни просвета. Ни огонька. Будто планетоид накрыло крышкой. А затем крышку убирают, от неожиданности Минотавр зажмуривается.

– Теперь ты видишь? – Нить сжала его руку. – Видишь?

Минотавр распахнул веки.

Наконец-то он выбрался из лабиринта.

Что может быть удивительнее, чем встретить на Амальтее незнакомого человека?

Когда Ариадна вошла в оранжерею, незнакомец с интересом разглядывал автоклав, кишащий головастиками, похожими на крохотные черные запятые. Судя по всему, зрелище это отнюдь не казалось ему отвратительным, – уперев руки в колени, он почти уткнулся носом в гладкий бок. Ариадна готова поклясться – если бы автоклав не был запечатан, он вполне мог запустить внутрь руку и поймать несколько вертких созданий. Впрочем, это являлось второй ее мыслью, сначала был непроизвольный вскрик:

– Кто вы?! Что вы здесь делаете?! – Правая рука прикрывала живот, – всего лишь инстинкт, ничего более, но незнакомец, взглянув на Ариадну, наверняка и это приметил. Взгляд острый, ничего не упускающий.

– Корнелий, – сказал человек, выпрямляясь и отступая на шаг от автоклава. – Простите, кажется, я вас напугал… Прибыл сегодня… гм… ночью по стандартному времени и не успел представиться старожилам базы. Надеялся отложить церемонии до завтрака, эффектно появившись в столовой. До сей поры я общался лишь с посадочными автоматами.

Ариадна не сдвинулась с места и разглядывала незнакомца. Имя он обрел, но почему явился на Амальтею, так пока и не ясно. Рейсовые корабли в зону экспериментов не допускались, о чартерах сообщали заблаговременно, чтобы те не угодили в область бурения. Имя свое она пока не сочла нужным назвать, да и к чему? Наверняка Корнелий знал, кто она такая.

Не дождавшись ответа и слегка озадаченный столь сдержанным приемом, незваный гость кивнул в сторону резервуара:

– Эволюционный анклав марки «Голоконда», я ведь не ошибаюсь? Это и есть грядущее население океанов Европы? Вы знаете… гм… Ариадна, а ведь подобная идея была высказана довольно давно так называемыми писателями-фантастами… Предлагалось изменять людей, чтобы они смогли жить на других планетах без всяких скафандров… например, на той же Европе могли обосноваться ихтиандры… то есть люди с жабрами… а на Венере, например, кремниевые люди…

– Кремниевые люди и ихтиандры – уже не люди, – сухо ответила Ариадна. – Столь радикальное вмешательство в геном недопустимо. Вязание генов сродни вязанию нитью, необходимо строго следовать плану.

– А если бы человечеству в его нынешнем обличии грозило уничтожение от некой вселенской катастрофы? – поинтересовался Корнелий. – Избежать ее можно, только радикально изменив собственную природу.

– Не люблю излишнего и беспочвенного теоретизирования, – отсекла как бритвой Ариадна. – И… пожалуйста, отойдите от анклава, вы пугаете… их. – «И меня», – мысленно добавила Ариадна.

Корнелий усмехнулся, постучал ногтями по резервуару и отступил. Едко заметил:

– Ваши слова я уже слышал из чьих-то уст… Позвольте-позвольте! Не из уст ли Червоточина? Именно так он аргументировал необходимость выделить ему под эксперименты данный объем пространства. Хотя признаю – за последнее время в области искусственных сингулярностей достигнут прорыв… вот только устойчивых червоточин так и не удается создать. Я прав?