Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Я не обладаю достаточной компетентностью в работах моего супруга, – сказала Ариадна. Только теперь она сообразила – кто перед ней. Нескладный человек, худой как вешалка, с длинными руками и ногами, похожий на марионетку, которую дергает за ниточки невидимый и неумелый кукловод. Хотя комиссара по братству вряд ли могли посадить на нити. За нить предпочитал дергать он сам.

Склонив голову набок, став еще более похожим на нелепую куклу, Корнелий ясно уловил тот миг, когда Ариадна узнала его, усмехнулся и спросил:

– Он знает? – Кивок не допускал двусмысленности, и Ариадна торопливо убрала руку с живота, хотя теперь в этом вряд ли имелась необходимость. – Вам придется отправиться…

…на Землю, потому что пребывание в подобном положении в зоне опасных экспериментов чревато для жизни и здоровья – вот что хотел сказать комиссар, но не сказал. Понял, что дальнейшие пояснения излишни.

– Пойдемте, – Ариадна отступила к шлюзовой двери и, не отрывая взгляда от Корнелия, нащупала кнопку, – я покажу, где можете расположиться до возвращения Червоточина…

База на Амальтее возводилась под гораздо большую численность обслуживающего и научного персонала. По дороге до незанятых кают Корнелий не переставал болтать, видимо, пытаясь создать впечатление человека легкого в общении, а заодно и вытянуть из собеседника крупицы необходимой ему информации. Ариадна ядовито об этом подумала, но не решилась высказать догадку вслух.

Хуже всего, Ариадна так и не могла понять – каким солнечным ветром занесло сверхзанятого делами комиссара по братству в их «дикий угол». Создание и удержание устойчивых микросингулярностей хотя и можно отнести к передовой науке, но находился Корнелий далеко от направлений главных ударов по загадкам и тайнам мироздания, представляя весьма периферийную область физики с весьма неясными перспективами дальнейшего развития. Вполне возможно, что теория сингулярностей представляла собой тупиковую ветвь и Корнелий прибыл на Амальтею именно для того, чтобы самому в этом убедиться и прекратить разбазаривание ресурсов.

Но ведь оставался и ее проект – генетические модификации земноводных для отработки возможностей освоения Европы и других спутников планет-гигантов, под ледовыми панцирями которых скрывались океаны. Но проводить такие исследования именно на Амальтее не имелось никакого резона, разве что ее супруг позволял этим заниматься, скупо делясь оборудованием и мощностями – вычислительными и энергетическими. «Чем бы жена не тешилась», любил он говорить, не обращая внимания что Ариадне подобная «скупость» казалась унизительной, если учитывать несомненную важность ее изысканий.

– А ведь я помню времена, когда здесь кипела жизнь, – продолжал словоохотливый Корнелий. – В коридорах не протолкнуться, а в каютах ночевали по десятку человек, представляете?

– Как же они спали? – мимодумно спросила Ариадна, не столько действительно интересуясь вопросами размещения персонала в те ветхозаветные эпохи, сколько из доведенной до автоматизма вежливости, без нее во Внеземелье весьма непросто.

– О, это называлось «горячей койкой»! – восторженно вскричал Корнелий, вскидывая руки, будто укротитель, вступивший в клетку с хищниками и приветствующий замерший в ожидании зал. – Понимаете? Горячей! То есть койка была занята в любое время суток. Как только просыпался один, ее тут же занимал другой. Но стоило встать и ему, как на его место ложился третий, и так по кругу – на койке постоянно кто-то спал.

– Это негигиенично, – заметила Ариадна. Остановилась перед первой же пустой каютой, толкнула дверь. – Можете расположиться здесь… или где вам угодно. – Она повела рукой вдоль коридора и указала на зеленые лампочки, сигнализирующие, что данные обиталища свободны и готовы принять новых жильцов.

– Упадок соляристики, – пробормотал Корнелий, заглядывая через порог. Он не решался шагнуть внутрь. – Хотя здесь чистенько…

– Соляристики? – озадачилась Ариадна. Почему-то это слово вызвало у нее неподдельный интерес.

– Ага, – рассеянно кивнул незваный гость. – Есть такая древняя книжка, фантастика… Там действие тоже происходит на опустевшей космической базе, которая когда-то изучала… впрочем, неважно. Мне вполне подходит, Ариадна. Пожалуй, здесь я и остановлюсь…

– Надолго? – не удержалась Ариадна.

– Ну… попить чай, если предложите, и поговорить с Червоточиным все равно необходимо. А дальше… дальше посмотрим. Может, мне настолько понравится, что я обоснуюсь на Амальтее. Почему бы и нет?

Он меня дразнит, поняла Ариадна. Но опять не удержалась:

– А как же ваш комиссариат? Ваши сотрудники? Или они тоже сюда нагрянут?

– Комиссариат – это я, – сказал Корнелий. – Так когда и где я могу встретиться с субъектом своего интереса?

К концу обеда Ариадна вообще перестала понимать, о чем говорят Корнелий и Червоточин. Корнелия она про себя продолжала именовать незваным гостем.

Они сидели в столовой, рассчитанной на одновременную трапезу нескольких десятков человек, но сейчас их было всего трое в полутемном и неуютно гулком помещении. Да и обед оказался под стать запустению – суп из хлореллы, отбивная из хлореллы и гарнир из все той же хлореллы. Чего-чего, а хлореллы на базе в достатке. Огромные чаны, укрытые глубоко под поверхностью планетоида, регулярно выдавали на-гора такой объем продукции, что живо напоминала Ариадне сказку про волшебный горшочек, он варил кашу и никак не мог остановиться, так как слова, останавливающие процесс, оказались утрачены.

Неустранимо зеленоватый оттенок, присущий всем производным хлореллы, будь то гарнир или мясо, Корнелия нисколько не смущал. Он уплетал порции за обе щеки, а затем, извинившись, просил добавки. Линия доставки, встроенная в стол, не функционировала, поэтому Ариадне пришлось взять на себя роль гостеприимной хозяйки, то есть сходить в пищеблок и синтезировать для незваного гостя еще кусок отбивной. Она с трудом удерживалась от желания придать ей какой-нибудь неподобающий вкус, например, вареной подметки. Но больше раздражало даже не само явление Корнелия, сколько неподдельная радость Червоточина от появления на станции свежего человека. Ему и в голову не приходило, что Корнелий имеет власть закрыть все его исследования, воспользовавшись правом вето. Чтобы хоть как-то успокоиться, она прибегла к привычному средству – извлекла из ридикюльчика вязание, крючки и погрузилась в плетение сложного узора, вполуха прислушиваясь к беседе.

– Нет, нет, нет, увольте меня, комиссар, от необходимости говорить о теории сингулярностей. Никто не может понять сингулярности, это совершенно новая физика на совершенно иных когнитивных принципах. Она требует веры, а не ума, вот что отказываются принимать все эти так называемые оппоненты! Скорее ее поймет безголовый, нежели бессердечный… Что за безумная идея натравить на меня комиссара по братству! Уж простите, Корнелий, специфика моих занятий требует держаться подальше от общества, дабы не навредить ему своими опытами… А что касается братства, то его у нас – пруд пруди!