Михаил Савеличев - Лабиринт для Минотавра [litres]

– Сначала цивилизация верит в бога, а затем пытается его воссоздать, даже ценой собственной гибели. Что если и Большой взрыв – лишь неудачный эксперимент по теогенезису?

А затем все так же резко кончилось, как и началось. Наступило утро и смыло остатки ночного кошмара. Без следа. Ариадна бессильно смотрела на мониторы и не находила в бегущих строчках геномного сканера ни одного неправильного маркера. Она повернулась к Червоточину, но того уже не было. Исчез. Хотя Ариадна не слышала, как лопалась перепонка люка.

Корнелий со вкусом расположился в выделенной ему каюте. Извлек из рюкзака походную библиотечку и расставил на полочке, она идеально вместила бумажные томики. Каждая страница тщательно и любовно пропитана полимером, что сделало их практически вечными. Туалетные и бритвенные принадлежности он разложил в том, что можно было назвать душем, совмещенным с туалетом, – немыслимая по тесноте и неудобству конструкция, компромисс между необходимостью учитывать физиологические потребности человека и желанием сэкономить как можно больше пространства для предполагаемых научных исследований. Уже одно это однозначно относило станцию на Амальтее к золотому веку освоения Солнечной системы, но он, увы, давно миновал. У Корнелия даже возникло желание вытащить с полочки подходящий к этому случаю томик и перечитать то, что знал наизусть.

По неотключаемой радиотрансляции передавали древний джаз – играл пианист с весьма необычной манерой исполнения. Корнелий представил этого человека – наверняка в какой-нибудь дурацкой шапке и ударяет по клавишам прямыми пальцами, словно палочками бьет по барабану. Корнелий был равнодушен к подобному виду искусства. Всему, что в нем было достигнуто, предпочитал тишину. Тем не менее он не мог не отметить: джазовая сюита создавала весьма уютное настроение. Хотя позднее следует разобраться с тем, как отключить эту неотключаемую радиоточку, обычно предназначенную лишь для передачи экстренных сообщений.

Затем он извлек из рюкзака трубку, кисет и кресало, осмотрелся в поисках датчика противопожарной безопасности. Если он здесь и существовал, то его выдрали из гнезда в незапамятные времена. Закурив, Корнелий раскрыл томик и погрузился в чтение. При этом он шевелил губами, словно произнося вслух читаемое, но если бы поблизости имелся кто-нибудь, кто мог читать по губам, он бы разобрал:

– Прекрасно… великолепно… до чего похоже…

Однако не в этом заключалась главная несообразность. Что тут такого, если человек решил уделить часть свободного от служебных обязанностей времени на чтение древней полузабытой литературы. В нынешние времена о ней знают лишь историки и литературоведы, да и вообще она, несообразность, была связана не с поведением Корнелия, а с поведением дыма. Тонкой струйкой он поднимался от трубки и выдыхался комиссаром. По всем законам газодинамики дыму следовало подняться до потолка, а там втянуться в вентиляционные щели, но вместо этого на половине пути своего подъема он резко изменял траекторию и устремлялся к двери каюты, плотно запечатанной, а потому столь удивительное поведение невозможно объяснить обычным сквозняком. Но на этом странности не кончались, а, пожалуй, только начинались, так как дым продолжал чудить, формируя перед дверью облако выраженной формы. С каждой новой порцией сгорающего табака эта форма уплотнялась.

Несмотря на погруженность в чтение, Корнелий сохранял контроль над окружающим пространством. Во время очередной глубокой затяжки он поднял глаза от страниц и уставился на дымную фигуру, больше смахивающую на призрака. Описание таких фантомов наверняка попадалось комиссару по братству во время штудий так называемой фантастики. А куда еще, к какому жанру отнести подобный феномен, как не к продукту безудержной и безответственной человеческой выдумки?

– Учтите, я вас вижу, – спокойно сказал призраку Корнелий и выпустил изо рта табачный дым в виде крохотных колечек, они также поплыли вверх, а затем притянулись к полупрозрачной фигуре и слились с ней.

Слегка откашлявшись, Корнелий прочитал вслух из книги, что держал открытой на столе:

И словно бы дождавшись именно этого, дымный призрак произнес в ответ:

– Ввел кривизною его, – задумчиво повторил Корнелий. – Мироздание – это Лабиринт, но вот кто в нем Минотавр? Этот вопрос меня весьма беспокоит… Вы знаете… Хотя, наверное, смешно обращаться с подобным к призраку, но иных собеседников нет, что уже само по себе кажется нонсенсом для комиссара по братству, но я, как говорится, парадоксов друг. История Минотавра, а того паче – Лабиринта, в котором он был заперт и куда отправлялись приносимые ему в жертву юноши и девушки, меня весьма и весьма занимает. Вы позволите? – Корнелий извлек из кармана пухлую книжицу, перетянутую хирургическим жгутом, их обычно накладывают на поврежденные или ампутируемые конечности в условиях аварийной хирургии.

Однако фигура продолжать дискуссию отказалась, изменилась, сжалась, повисла в пространстве дымной сферой, напоминающей Юпитер. Колечки, к тому мгновению изрядно расплывшиеся, образовали вокруг призрачной планеты кольца, придавая еще больше сходства гиганту, слегка не дотянувшему до того, чтобы стать звездой.

Корнелий заинтересованно смотрел на загадочный феномен, а когда тот расплылся в бесформенное облако, осторожно и бережно закрыл книгу и сказал:

– А ведь это идея – почему бы благородному дону не прогуляться и не полюбоваться видами Юпитера? Тем более, чует мое сердце, недолго осталось… – Фразу он вслух не закончил, возможно, проговорив ее до логического завершения про себя, легко соскочил с койки, благо гравикомпенсаторы тут выдавали отнюдь не стандартное «ж», а гораздо меньшее.