Виктор Крейг - Псевдо [litres]

Не могу нащупать рукой стакан… Его нет, как и бутылки.

Я не моргаю – глаза слезятся. Чувствую, что подрагивают веки, желая сомкнуться…

– Не могу найти лемминга! Крис… Помоги! – Варя выпячивает нижнюю губу и двигает ко мне книгу.

«На поиски животных»: на весь разворот картинка с животными. В левом верхнем углу надпись «Арктика». Их много, и каждого из них определенное количество.

Задача ребенка: найти всех.

Варе восемь лет… Она потеряла одного лемминга среди полярных сов, песцов, овцебыков, северных оленей….

Я не моргаю.

– Я нашла почти всех! Смотри. Первый, второй, третий… – Варя считает маленьких грызунов. – Десятый! А одиннадцатого нет…

Я не моргаю. Глаза жжет.

Открываю рот, чтобы подсказать, где спрятался последний лемминг. И что я очень ее люблю… Что она не должна была ехать…

Я моргаю. Все возвращается: моя кухня, стакан, ром. Святослав.

– Крис! Да что ж ты… – он опять щелкает пальцами перед моим лицом.

– Просто… Задумался. Эм… На чем это… – нить повествования и вся суть рассказа от меня ускользают. Воспоминания топят меня, перед глазами всплывают картины прошлого. Я отгоняю лишнее… Опьянение мутит и без того неясные мысли. – Вот… Родители, конечно, замечали, что Варя растет, но не становится той, кем бы они хотели ее видеть. Мое влияние имело слишком большой вес… Хотя, она и не была на меня похожа. Она была лучше. И все равно одно общее у нас имелось – любовь к медицине. Варя решила идти по моим стопам и тоже стать судмедэкспертом… Можешь представить, как это взбесило родителей? Считали, что я украл их дочь. Испортил… Ага.

Я делаю три глотка чистого, не разбавленного колой рома.

– А пять лет назад Варя погибла. Разбилась на машине. Ей было всего девятнадцать… Какой-то конченый решил, что успеет проскочить на красный. И не успел. Варя умерла на месте, сразу. А он в «скорой» по дороге в больницу… – я замолкаю.

Стены как-то покосились вокруг… Стол будто кто-то шатает… И Святослав не сидит на месте – плавает на стуле влево и вправо…

Глаза печет, уголки губ робко дрожат, но я набираю в легкие побольше воздуха и на выдохе улыбаюсь. Ром смешивает эмоции, выдавая нечто невнятное…

– После ее смерти родители переехали в Стокгольм. Отца потянуло к истокам, наверное. Не знаю… У меня тогда девушка была – Рита. Любовь и все такое… Жили вместе, предложение собирался делать… Она всегда могла совладать с моим скверным характером, тоже любила Варю и поддерживала меня, но… Но я запил. Забухал так, как никогда раньше. Даже в студенчестве. Ушел в долгий и глубокий запой… Есес… Етестен… Евестенно… Эм… Короче, мы с Ритой начали часто ругаться, я перестал ходить на работу, отгородился от всего мира. Боль, которая и через пять лет дает о себе знать, тогда меня совсем убивала… В итоге, Рита не выдержала и ушла. Я ее не виню… Можно понять. Видимо, это и стало последней каплей… Для моего… моей…Эм… Короче, что-то в голове изменилось, перевернулось, щелкнуло… Не знаю, как объяснить… Мерещиться мне стал какой-то голос: по одному слову, не всегда разборчиво и всегда вне квартиры. Стоишь в очереди в магазине, и вдруг шепот чей-то. Я оглядывался, думал, что какой-то ненормальный подкрался… Но люди вокруг лишь с недоумением смотрели, как я нервно осматриваюсь… Считали меня ненормальным. Потом были фразы, а через пару месяцев целые предложения: комментарии, озвучивание мыслей, попытки завести диалог. Диалог… Вот так и появился Голос. Первый диалог завязался у нас, когда я ночью пьяный вышел в магазин за пельменями. Ага… Сейчас кажется, что эта херня со мной всю жизнь…

Я не делаю глоток чистого, не разбавленного колой рома.

– До сих не знаю, что это. К специалистам идти – загреметь на кучу обследований и вопросы, вопросы, вопросы… Нет, спасибо… – я морщусь. – Первые полгода сводило с ума не столько присутствие чужого Голоса, сколько страх и непонимание, что с этим делать. Даже из запоя вышел… Думал, что до белочки допился. Но Голос не исчез. В какой-то момент я просто привык к нему. Наверное, ко всему можно привыкнуть… К тому же, давал о себе знать он нечасто. Порой я советовался с ним и разговаривал. Это похоже на диалог по телефону, только никакого устройства нет ни в руках, ни в ушах. Все в голове. Тяжелее всего приходилось в общественных местах, на работе, на встречах, когда он, как гром средь бела дня, решал что-то сказать. Но и к этому я привык. Иногда Голос пропадает… Ненадолго.

Святослав все так же смотрит на меня, периодически переводя взгляд за мою спину.

Я замечаю.

– А сейчас ты его слышишь? – спрашивает он.

– Нет. Моя квартира – это единственное место, где он никогда не говорит.

– Кто-нибудь еще знает об этом?

– Только ты. Не знаю, почему я рассказал… Может, слишком долго держал в себе. Да, наверное, так.

Алкоголь сегодня хреново справляется со своей задачей. Не приглушает тревогу, лишние мысли и не вызывает в сознании чувство легкости. Но то, что я выговорился, несколько сняло напряжение…

– Мде-е-е, – протягивает Святослав. – Ну, и как считаешь, ты – сумасшедший?

– Вопрос на миллион… Хотя, а как по-другому? Шизофрения? Явное психическое расстройство, но… Если не считать Голоса, то со мной все в порядке. Никаких других отклонений, симптомов и прочего… За пять лет ничего нового.

– Интересно получается, – Святослав хмыкает и, почесав бороду, достает из кармана пачку сигарет. – Может, это… покурим?

– На лоджии, – я киваю и, пошатываясь, встаю из-за стола.

Пол такой мягкий, неровный… Норовит выскользнуть, убежать из-под ног.

Святослав, тоже пошатываясь, идет за мной в комнату и останавливается на входе.

– Это скелет? – он прищуривает глаз.

– Боишься?

Она улыбается, немного с подозрением скалится, но в целом не против гостя.

– Просто… Зачем он тебе?

– А почему бы и нет? Ненастоящий он. Хорошая компания и замена Голосу, – я пытаюсь отшутиться, выхожу на лоджию и опираюсь на ее край. – Я свои покурю.

– Хозяин – барин.

С минуту мы стоим молча, выпуская классический серый дым. Неподалеку загорается неоновая вывеска «Клауд». Рабочие проверяют ее исправность… Новый магазин. Утром его двери откроются и примут поток жаждущих пополнить свои запасы.

Теперь прямо под носом.

– Ладно, откровение за откровение, – говорит Святослав и отстраненно смотрит в сторону восходящего солнца.

– Мне тогда было семь лет. Только-только исполнилось, и я на следующий день, второго сентября, окрыленный жаждой учиться и завести новых друзей, отправился на свой первый урок. Добрался до школы я быстро – жил неподалеку. Встретился по пути с одноклассником, с которым познакомились на «линейке», и мы вместе отыскали нужный кабинет. Как только я сел за парту, то почувствовал головокружение и тошноту, но списав это на волнение, ничего не сказал учительнице. К концу урока мне стало совсем плохо: затылок болел, в глазах мельтешило, стало невыносимо жарко, и рвоту уже невозможно было сдерживать. Мда… Меня стошнило на спину однокласснице. Девчачий визг, суматоха… Обидное прозвище после такого было гарантировано. Так я думал, не зная, что больше в школу не вернусь, по крайней мере, в эту. В медпункте я потерял сознание и очнулся только в больнице, но то, что увидел – напугало настолько, что снова отключился.