Роман Корнеев - Перемирие

На гладкой атласной коже Ирины отчетливо проступали синяки от его пальцев, она едва могла дышать, прижатая к полу его тяжелым телом, в ребра впилось что-то твердое, валявшееся на полу. И ничего. Все это напрасно, но ярость уже требовала своего. Он не любил, он просто брал ее, только так это и называется. Не заботясь о причиняемой боли, не думая ни о чем, он грубо пользовался ее телом. Но все время продолжал смотреть прямо в глаза.

Только. В глаза.

Когда все кончилось, он едва осознавал происходящее. Пол и потолок качались из стороны в сторону, делая картину развернувшегося акта этого странного спектакля чем-то настолько диким, что он тут же попытался встать, лишь бы быть подальше от нее.

Она не двигалась, даже не попыталась сдвинуть разведенные бедра или чем-то прикрыться, как обычно это делала. Она просто смотрела. А на ее губах была все та же дежурная улыбка.

– Что же ты, милый, не сказал мне, что любишь, чтобы это было вот так? Я бы плеточек прикупила, мы бы такое вытворяли…

Это был удар, который не выдержать. Он застонал, громко, в голос, как зверь раненый, как воет в ночи тревожная сирена, пережившая тех, кто ее устанавливал. Он схватился за голову, словно пытаясь не дать мозгам выплеснуться наружу.

Ноги сами куда-то помчались, не давая оглянуться, не разрешая поднять головы. Латы ложились на места с радостным шипением, мгновенно вливаясь в его движения, делая их легкими и стремительными.

А он и не подозревал, насколько соскучился по этому незаметному товарищу, что всегда рядом, и покинуть тебя до самого твоего конца ему не дано. Двери распахивались перед ним, ступеньки старой лестницы жалобно скрипели, страдая от необходимости нести такую тяжесть, но он не обращал на постороннее никакого внимания, его теперь волновала только одна цель.

Он не знал, где это место, как оно выглядит, но какое-то потустороннее чутье подсказывало, что никогда он не сможет потерять направление. Ни-ког-да.

Каменный заборчик оканчивался огромными воротами, запертыми на тоже немаленький старый замок. Такие амбарными называют.

Перелезть через забор стоило нескольких усилий, а правила… плевать ему на все правила с высокой колокольни.

Здесь было даже еще тише, чем в спящем городке. Тут редко кто бывал даже днем. Шелестели деревья, цвели поздние осенние цветы, падали листья, тихо кружась над землей…

Ровными рядами здесь стояли мраморные плиты с надписями, четкими холмиками обработанной заботами неведомых ему людей земли возвышались над пожухлой травой могилы.

Это было Новое Кладбище.

Еще метров сто…

Да, не ошибся.

Он стоял над своей могилой. Здесь тоже только плита и холмик земли.

«А что же еще?»

Он пришел.

Эпилог

– Ты все-таки притопал. А ведь так близок был!

Он узнал этот слегка ехидный голос. Позади него стоял хозяин тех трех цветков с геранью, что жил на втором этаже углового дома. Вот только почему он никак не поймет, что же связывает этого старика с ненавистным перемирием?

– Тебе снова дано уйти, солдат. Так не медли, воспользуйся дарованным, только помни одно: лучше умри там, поскольку в следующий раз ты все поймешь, как понял я когда-то, и возвращение туда уже будет невозможно. Нельзя быть в бою и не верить в него.

Он оглянулся и посмотрел на темневшую поблизости фигуру.

– Кто вы?

– Я – один из первых, кто вернулся из боя. Тогда всё было гораздо проще, но, поверь, все равно хорошего мало. Не поступай, как я, если почувствуешь зов – беги за помощью к доброй смерти.

Он молчал некоторое время, размышляя над словами старика.

Но так и не смог ничего ответить.

Сверкнула молния, и мир погас, разорванный ею на части.

Не осталось даже этого призрачного света.

Он был счастлив.

На могиле теперь стоял другой год смерти. Немного другой.

Окровавленное светило поднималось в тёмных небесах, растопыря косматые усы протуберанцев. Блёклые облака грязными полосками лишь исчерчивали его мрачный лик, не в силах помешать дождю лучей, впивающихся в твои плечи. Но ты привык к этим объятиям, тебя специально учили подолгу обходиться без защитных экранов, и теперь ты решил показать другим класс. Ты не сопляк какой-нибудь, ты идёшь, ровно выдыхая прогорклый воздух, раз, два, левой правой.

В стороне скорчились на крутом склоне густо-чёрные сентябрьские сосенки. Их хвоя кажется измазанной в крови, мрачноватое зрелище, но тебе нет до них дела – ты твёрдо знаешь, что там не пройти. Ты привычно перекладываешь маслянисто поблескивающий футляр на левое плечо, делаешь два глотка из фляжки, кривишься от тошнотворного вкуса.

Вокруг – ни ветерка, только чуть колышется за спиной горизонт в восходящих потоках. Тугая вата сумрачной этой духоты подкатывает к горлу, не давая толком думать. Ты сосредоточиваешь внимание на размеренном скрипе армейских ботинок, и тебя немного отпускает.

Нужно быстро двигаться, ловко перебирая ногами по неверной, хрусткой поверхности скользкого крахмального выпота земли. Зимой и весной серые шапки мхов – хорошее укрытие, сейчас всё, что от них осталось, скрипит расслоившейся коростой. Нужно ступать, не сбиваясь с ритма, плавно перенося вес с одной ноги на другую. Ты знаешь, что за тобой никто не следит, но предосторожность не мешает – хороший звуковой сенсор с системой принятия решений способен издали различить любой неловкий звук и отдать команду в центр.

Несмотря на все тренировки, тебе невыносимо жарко. Но ничего, уже немного осталось. Мысли сойдутся на одной тропе, толкая вперёд, к твоей бредовой цели. Ты идёшь убивать.

В тот день, когда впервые промелькнули тревожные слухи о начале большой войны, полк должен был перебазироваться на летний полигон.

Среди горных пиков, изрытых штреками автоматических складов, были разбросаны лёгкие пластиковые домики, на открытых верандах которых так приятно вечерами травить байки и попивать крепкое низинное пиво с морошкой. Весь день, ясное дело, капралы будут гонять солдат по крутым склонам, обучая их премудростям пешей воинской жизни, инструкторам же, собратьям сержанта Селя по несчастью, придется всю эту беготню не только разглядывать, но и принимать в ней живое участие.

Памятуя об этом, сержант уже две недели, в пику более интересным занятиям, пропадал в тренировочном зале, перемежая тупое тягание железа заплывами в офицерском бассейне. Вот и сегодня, наблюдая за погрузкой транспортных платформ, сержант Сель решил напоследок ещё раз воспользоваться приятной прохладой плавательной дорожки.

Сказано – сделано, волны сомкнулись над его головой, отгородив от звуков остального мира. Только ты и стук твоего сердца. Чего проще – проплыть под водой пару раз туда-обратно. Когда дыхание сравнивается с течением веков, когда мысли текут подобно ледникам… вынырнуть посреди бассейна заставил крик сержанта Ньеля.