Нелл Уайт-Смит - Демонология и я. Сны Зимы

– Вы, – боевой голем посмотрел на меня ещё внимательнее, чем прежде, – можете работать конфиденциально?

– Конечно, – подтвердил я, надеясь, что он имел в виду то, что Дракон никому не скажет, если я напортачу (хотя, конечно, он имел в виду нечто совершенно противоположное).

– Подзащитный мне демон, – произнёс Дракон, – болен сейчас. Никто не должен знать, что с ним что-то не так. Никто не должен видеть его в том состоянии, в котором он сейчас находится. Я знаю, что вы – существо низкое, пропащее и не достойное никакого доверия, – я открыл рот, чтобы возразить, но замешкался, и он заговорил раньше меня, – но если вы сможете ему помочь, то я прошу вашей помощи.

Я закрыл рот. Открыл рот. Посмотрел на церквушку. Она, как и положено, добросовестно отражалась в зеркальной глади меркнущего в вечернем воздухе озера, и показал ей язык.

– Я помогу, господин Дракон, – произнёс я после этого, – предоставив вам и вашему подопечному все знания, навыки и силы, доступные мне, но, – я сделал паузу для должной важности и закончил, – я должен знать, о каком именно демоне мы говорим.

– Ювелире, – ответил Дракон. (Ну, вы помните – это тот, что забирает души на пике их сил, вырывая трепещущие сердца прямо из груди, первый из нерождённых, живущий от начала времён и т. д.) Какие знания я мог ему предоставить согласно собранной мной информации? Сказать ему же, что он есть. Я счёл это достаточной подготовкой.

Без сомнений, если бы история, лежащая перед вами сейчас, начиналась как-то менее абсурдно, и Дракон за право хотя бы взглянуть на этот экземпляр демона попросил с меня мзду, я отдал бы сразу душу, обе почки и две трети хвоста. Весь хвост. Я отдал бы всё, что имел, за одну только возможность почувствовать, что рядом со мной один из демиургов этого мира. Поэтому я ответил:

– Нет, извините, но Ювелир меня больше не интересует. Это вне моей текущей исследовательской деятельности. Верните меня, пожалуйста, туда, откуда взяли, и отпустите. У меня много работы.

В ответ на это Дракон взлетел вверх. Он взмыл стремительно и бесшумно. Из-за резкого перепада давления у меня наметились сложности в отношениях с собственными ушами, желудком и прочей требухой, и потому я совершенно не заметил, как быстро мой город уходит вниз, уменьшаясь в размере.

– Если вы не поможете, если вы ошибётесь, если вы кому-то расскажите о том, что вы видели, – я убью вас, господин демонолог, – сообщил мне Дракон.

Из всего того, что он сказал, я услышал только последнее слово. Осознал, что это он говорит обо мне, и понял, что пробил головой какую-то стену. Что сбылось несбыточное. И теперь моя жизнь, наконец, началась.

Дальше меня начало так тошнить, что лучше бы она тут и закончилась.

Дракон пошел на снижение, для того чтобы вступить в контакт с защитными межами города и, скользнув по ним, переместиться на межи Храма (об этой технике я узнал потом, но вам поведать могу об этом немедленно), и от этого манёвра я, к счастью, потерял сознание. Поэтому, основываясь на личных впечатлениях, я описать вам свой первый полёт не могу, так что представьте себе сами: как удивителен путь над спящей землёй туда, где на границе горизонта и Хаоса творится мироздание в прямом смысле этих высокопарных слов. Представьте-представьте, дорогие мои друзья, как переливаются серебром и хрустальной росою крылья Дракона и как сверкает в скромном свете механической Луны его шкура, покрытая частой и искусной филигранью, и узоры на ней никогда – в тысяче своих вариаций – не повторяются! Как скользит его тень над пустошами и протянутыми металлическими нитями железных путей, – вечными, прочными, словно кости мира, и тонкими, словно нити в корсете бытия.

Вы можете себе это вообразить – уж я-то знаю, иначе бы вы просто не дочитали до этого момента. Вам, как и мне, мой дорогой читатель, не чуждо воображение. Редкий это гость в вашем сознании или нет, я не знаю, но в любом случае, если вы сейчас не слышите, как шумит ветер под огромным механическим телом, покрытым скриптами загадочных узоров, верните эту копию книги назад в читальный дом. Ваш мастер-библиотекарь что-то не то вам подобрал для чтения в обеденных перерывах (или дайте себе ещё один шанс).

Прибытие в Храм я помню тоже довольно смутно: в этой части пути меня опять в основном рвало. Я понимал, что должен бы захлёбываться восторгом и предвкушением, но у меня во рту я чувствовал только мерзостный привкус желчи. Пусть то, как меня укачало в этот раз оказалось и не худшим впечатлением от поездки в моей жизни (худшие ещё ждали впереди), но в тот раз я еле-еле и не сразу встал на лапы.

Уши у меня были совершенно заложены, и перед глазами всё плыло, да и вообще, мне казалось, что всё тело моё обернули отвратительно пахнущей ватой, мешающей что-либо толком понять.

– Где мы? – простонал я скорее для того, чтобы помочь себе собраться, чем потому, что действительно интересовался этим.

– В Храме, – тихо сообщил Дракон, – должно быть, вы рады вернуться. Через несколько минут сможете осмотреть демона.

– Отлично, – подытожил я, переведя дыхание и осторожно убедившись, что спазмы иссякли, а затем закончил фразу, – отлично, что вы выхлопотали мне назначение в Храм, хотя ума не приложу, когда и как вы это успели.

– Вне моей власти давать назначения, – отозвался голем, направившись с террасы, на которую мы приземлились, вперёд, вглубь светлого арочного коридора, ведущего внутрь здания, – ваше открытое назначение осталось неизменным.

– А, отлично! – подыграл я, не очень понимая, о чём говорит Дракон: всю жизнь я имел только одно назначение на пребывание – в родном городе, в Котлах.

Пересечение любых других межей не просто таило для меня смертельную опасность – я умер бы при попытке это сделать. А уж как редко даётся право на пересечение всех межей мира, то есть «открытое назначение» (это вообще-то просторечный термин, принятый среди сотрудников Центра), я знал не понаслышке, ведь это составляло большую частью специальности, которой я овладевал на учёбе. (А учился я хорошо, учиться мне вообще нравилось, как нравилась и вся академическая атмосфера).

Всё это я думал, уже тащась вслед за Драконом. Мы уже почти вошли в абсолютно прямой, длинный светлый коридор, составленный из сужающихся кверху арок, но я замешкался. Какое-то особенное чувство заставило меня вернуться назад и прежде, чем вступить под внутренние своды этого города-механизма, задрать голову вверх, словно запечатлевая этот момент в памяти – черный кот вошел в Храм мира. Затем я, конечно, бегом нагнал своего механического проводника.

Самое главное, что я почувствовал в те минуты – это даже не визуальное впечатление от этого циклопического города-механизма. О нет, я со своей точки осмотра, конечно, даже близко не смог оценить. Самое главное – это звук. Будто в каком-то работающем цеху. Вообще-то, в действительно работающих цехах я никогда не бывал, но представлял себе их, по крайней мере, по звуку, именно так: четкий, похожий на часовой, ритм, который, тем не менее, был очень и очень сложным, почти фрактальным, и казалось, что прислушиваться к нему, разбираясь во всех мельчайших нюансах пульсации, можно почти бесконечно.