Сергей Магомет - Великий полдень. Роман

– Если и позже, то не намного, – настаивал Папа. – К тому же тогда, слава Богу, все обошлось благополучно. Уже на следующий день мне удалось заключить важные соглашения, и ситуация стала развиваться самым наилучшим образом.

– Вот тогда это и произошло, – убежденно сказала Мама. – Ты устроил себе короткий отпуск, и мы провели его здесь, в Деревне. Мы ездили охотиться на кабанчика, потом устроили пикник… Я очень хорошо все помню.

– Пусть так, – усмехнувшись, согласился Папа. – Кабанчика я тоже помню. Кстати, Косточка обожает стрельбу и вообще всякое оружие. Значит что—то такое ему действительно передалось. Для мужчины это полезное качество. Только я бы предпочел, чтобы он побольше развивал мозги.

– Косточка чрезвычайно способный мальчик, – подал голос дядя Володя. До этого наш чудак сидел тихо, пристроившись под елкой. Он уже снял костюм Деда Мороза, бороду, стащил парик, только на висках и подбородке у него остались белые клочки ваты. – Никогда не знаешь, какая фантазия придет ему в голову в следующий момент.

– Ты имеешь в виду свой сегодняшний полет из саней? – насмешливо осведомился Папа.

– Он сказал, что это был несчастный случай! – воскликнул я.

– Так оно и есть, – смутился дядя Володя. – Конечно, случай!

Выгораживал он мальчика, что ли?

– Ладно, – покачал головой Папа, – если в момент зачатия ситуация вышла из-под контроля, то теперь ничего не изменишь. Тут по неволе станешь фаталистом. – Трудно было понять, говорит он серьезно или шутит. – Кстати, ты бы, знаток детской психологии, пошел взглянул на детей, что они там делают, не пора ли им спать?

– Иду, – послушно кивнул дядя Володя.

Он скоро вернулся и сообщил, что ребятишки ведут себя наилучшим образом: расположились со своими подарками на ковре вокруг Косточки и тихо-мирно играют.

– Как бы там ни было, все имеет свой смысл, – сказала богемная половина профессора Белокурова, – предметы, которые находятся вокруг нас, будь то разбитое зеркало, кабанчик или еще что все – это мистическим образом сплетаются в судьбу. Как по‑твоему, котик? – обернулась она к мужу, дремавшему рядом.

– Пожалуйста, еще немного, милая, – сквозь дрему пробормотал плотненький, похожий на вареного рачка профессор, не открывая глаз.

Мы рассмеялись.

– А вы что обо всем об этом думаете, отец Алексей? – полюбопытствовал я у нашего батюшки.

Попадью Марину, которой, судя по всему, тоже было, чем похвалиться насчет деток, явно разбирало желание поведать нам кое-какие подробности, но О. Алексей, дабы не уронить достоинства сана, строгим взглядом приказал ей помалкивать, а нам строго попенял:

– Хоть я, слава тебе Господи, не профессор и не архитектор, но скажу вам. Сотворение человека есть тайна превеликая. Только один Бог ее ведает, и не вам, дуракам, о том рассуждать!

Мы, конечно, спорить не стали, поскольку, в конечном счете, так оно, наверное, и было.

Между тем небо за окнами как будто начало светлеть. И сразу на всех навалилась усталость. Мы стали разбредаться по комнатам. Я хотел еще ненадолго задержаться в гостиной, но Наташа сказала:

– Пожалуйста, приведи Александра. Я ложусь. Если ты идешь, поторопись, пока я не заснула.

Мне показалось, что дети выглядели расстроенными. За исключением, пожалуй, Косточки, Вани, старшего сына священника, и Яши Голицына, которые, многозначительно перемигнувшись, спокойно разошлись следом за родителями. Особенно расстроенный вид был у силача Алеши. Да и наш Александр со своим новым плюшевым Братцем Кроликом в руках поплелся за мной как в воду опущенный.

– В чем дело? – спросил я.

– Все в порядке, папочка, – ответил Александр.

Я решил, что это просто сказывается усталость.

Мы привычно разместились в двух смежных гостевых комнатах на втором этаже, которые считались «нашими» в Деревне. Наташа заперлась в ванной, а я стал укладывать Александра. Мальчик лег в обнимку со своим смешным Братцем Кроликом. Как странно, иногда сын казался мне почти взрослым, иногда маленьким. Сейчас, когда он взял в постель игрушку, выглядел совсем малышом. Я провел ладонью по его шелковым светлым волосам и заглянул в широко открытые блестящие глаза, которые при солнечном свете были абсолютно синими, а сейчас, в полутьме, почти черными. Я наклонился и поцеловал его в щеку.

– Папочка? – вдруг сказал сын.

– Что?

– Москва должна быть моей, правда?

– То есть как? – не понял я.

– А Косточка сказал, что Москва его.

– Ну и что?

– Ведь ты ее построил, правда, папочка? Значит, по справедливости она должна быть моей. То есть нашей…

– Я ее не строил. Ее строили многие люди. Я ее придумал. А места в ней должно хватить всем.

– Но, папочка, ты всегда говорил, что ты ее построил.

– Я ее создал в моем воображении. Родил идею. Ну и конечно, сделал проект.

– Ну вот. Тем более.

– Места в ней хватит всем, – повторил я.

– Но для тебя сейчас места нет, папочка, – заметил Александр.

– Ничего, – улыбнулся я, – когда-нибудь найдется.

– Если бы она была моей, я бы взял тебя.

– Спасибо, милый… А теперь спи.

Я снова поцеловал его.

– Спокойной ночи, папочка. Пусть тебе приснятся хорошие сны.

– И тебе тоже.

– Позови потом маму, – попросил Александр.

– Хорошо, – сказал я.

Я вышел, прикрыл дверь и прилег на постель. Через минуту вернулась Наташа.

– Поторопись, – сказала она.

– Зайди. – Я кивнул ей на комнату Александра и, входя в ванную, невольно улыбнулся, услышав голос сына.

– Пусть тебе приснятся хорошие сны, мамочка.

– И тебе тоже, – отвечала Наташа.

Когда я вернулся из ванной, она уже была в постели.

– Слушай, – прошептал я, забираясь под одеяло, – с какой стати Папа намекал, что это Косточка вытолкнул дядю Володю из саней?

– Значит так оно и было.

– Странно, разве он способен…

– Способен, способен, – нетерпеливо прервала меня Наташа, придвигаясь ближе.

– Никогда бы не подумал.

– Разве дядя Володя тебе не рассказывал? Сними розовые очки. У тебя вообще слишком много иллюзий. В том числе в отношении детей.

– Странно, – сказал я и замолчал.

Мы начали ласкать друг друга. Я знал, что в представлении Наташи праздник должен был быть праздником от начала и до конца, и она готова была ради этого постараться на совесть. Звезды за окном на фоне сереющего неба сделались тусклыми. С востока стали подниматься облака.

– Наташа! – шепотом позвал я ее немного погодя, когда мы лежали, прижавшись друг к другу спинами.

– Спи, – сонным голосом отозвалась жена. – Пусть тебе приснятся хорошие сны.

– И тебе тоже, – пробормотал я.

Несколько минут я лежал, устремив взгляд в окно. В верхнем правом углу еще едва бледнел серпик луны, а солнце, окутанное густым туманом и облаками, уже показало круглую нежно-алую щеку. Солнце и луна – вечные подруги и соперницы, встречаются на грани ночи и дня… Наверное, я уже засыпал.