Нил Стивенсон - Криптономикон, часть 2

Дом и впрямь больше всего похож на огромную погрузочно-разгрузочную станцию под стеклянной крышей. Честер машет рукой в сторону глинистого, почти голого спуска к озеру Вашингтон.

— Как видите, работы по ландшафтному дизайну еще не начались. Пока больше всего напоминает природную лабораторию по изучению эрозии.

— Я бы сказал, битву на Сомме, — замечает Рэнди.

— Неудачное сравнение, поскольку нет окопов. — Честер по-прежнему указывает на озеро. — Если посмотреть ближе к воде, можно увидеть полузасыпанные шпалы. Там мы прокладывали рельсы.

— Рельсы? — спрашивает Ами. Это ее первые слова с тех пор, как они проехали в главные ворота. По пути Рэнди сказал ей, что, будь у него по тысяче долларов на каждый десятичный порядок, отличающий их с Честером состояния, он, Рэнди, мог бы больше никогда не работать. Это было скорее умно, чем информативно, и Ами оказалась не готова к тому, что ей предстоит увидеть. У нее по-прежнему брови лезут на лоб.

— Для паровоза, — объясняет Честер. — Железнодорожной ветки поблизости нет, поэтому мы погрузили его на баржу и лебедкой втянули по рельсам в фойе.

Ами по-прежнему морщит лицо.

— Ами не читала статей, — объясняет Рэнди.

— Ой, простите! — говорит Честер. — Я увлекаюсь старинной техникой. Дом — музей мертвых механизмов. Суньте руки сюда.

Перед входом стоят в ряд четыре пьедестала высотой примерно до пояса, украшенные эмблемой «Новус Ордо Секлорум» — глазом и пирамидой. На крышке у каждого нанесен контур человеческой руки с выступами между пальцами. Рэнди прикладывает ладонь к контуру и чувствует, как выступы прокатываются в пазах, считывая и запоминая геометрию руки.

— Теперь дом вас знает, — говорит Честер, набирая их фамилии на водонепроницаемой клавиатуре. — Я дам вам определенный набор привилегий, предназначенный для моих личных гостей. Вы сможете проезжать в главные ворота, парковаться и гулять рядом, даже когда меня нет. Внутрь сможете войти, когда я дома, в противном случае он вас не впустит. Внутри вы вольны попасть в любое место, кроме нескольких комнат, где я храню корпоративные документы.

— У вас своя фирма? — робко спрашивает Ами.

— Нет. После того как Рэнди и Ави уехали из города, я бросил колледж и пошел в местную компанию, где и работаю до сих пор.

Прозрачная стеклянная дверь отъезжает в сторону. Рэнди и Ами вслед за Честером входят в дом. Как и обещано, в фойе стоит полномасштабный паровоз.

— Дом выстроен по принципу трансформера, — говорит Честер.

— Это как? — спрашивает Ами. Паровоз окончательно ее добил.

— Принцип трансформера применяют многие высокотехнологические компании. По сути, это большой сарай без внутренних стен, только с несколькими несущими колоннами. Его делят на части подвижными перегородками.

— Как в офисах?

— Идея та же, но перегородки выше, и кажется, что ты в настоящей комнате. Разумеется, до потолка они не доходят, иначе не поместился бы лайнер.

— Кто? — спрашивает Ами.

Честер, продолжая вести их через лабиринт перегородок, вместо ответа запрокидывает голову и смотрит вверх. Крыша у дома полностью стеклянная и держится на фермах из белых стальных труб. До него от пола метров пятнадцать-двадцать. Перегородки примерно пятиметровые. В промежутке между перегородками и потолком сооружена решетка из красных стальных труб, пронизывающая почти весь дом. Тысячи, миллионы алюминиевых обломков застряли в этой пространственной решетке, словно шелковинки в трехмерном экране. Впечатление осколочного снаряда размером с футбольное поле, взорвавшегося и застывшего в пространстве; свет сочится через металлическое сито, стекает по пучкам рваных проводов, тускло поблескивает на расплавленной и застывшей обшивке. Все такое огромное и так близко, что Рэнди с Ами в первый миг зажмуриваются: кажется, сейчас оно рухнет прямо на них. Рэнди знает, что это такое, но Ами вынуждена долго ходить из комнаты в комнату, прежде чем картина складывается и она узнает «Боинг-747».

— Федеральное авиационное управление и Национальный комитет по вопросам безопасности транспорта обрадовались, — задумчиво говорит Честер. — Оно и понятно. Они собрали его в ангаре, верно? Вытащили драгой каждый обломок, сообразили, откуда он, закрепили на решетке. Изучили каждый, собрали все судебно-медицинские свидетельства, какие могли, отделили и похоронили все человеческие останки, стерилизовали каждый кусок, чтобы члены комиссии не боялись подцепить СПИД, коснувшись окровавленного края. Работы закончились, а за аренду ангара по-прежнему надо было платить. Выбросить его нельзя. Так что мне всех дел было — сертифицировать дом как федеральное складское помещение. Оказалось, невелика хитрость. А на случай иска у меня есть адвокаты. Но вообще-то все было довольно просто. Ребята из «Боинга» довольны, постоянно здесь торчат.

— Для них это как лаборатория, — догадывается Рэнди.

— Ага.

— Вижу, тебе это по душе.

— Конечно! Я создал специальный набор привилегий для инженерных типов; они могут приходить сюда в любое время, как в политехнический музей. Собственно, это я и разумел под словом «трансформер». Для меня и моих гостей это дом. Для посетителей — вот, кстати, один… — Честер машет рукой в дальний конец комнаты (это центральное помещение площадью примерно двести пятьдесят квадратных метров), где инженерный тип установил фотоаппарат на огромном штативе и целит объективом в погнутую стойку шасси, — …для них это музей. Там тоже можно свободно ходить по залам, а полезешь через ограждение — включится сигнализация и набежит охрана.

— А сувенирная лавка есть? — шутит Ами.

— Сувенирная лавка запланирована, но не действует. ПОНОС чинит всяческие препятствия, — ворчит Честер.

Они доходят до относительно уютной комнаты со стеклянной стеной, в которую открывается вид на перепаханную грязь и дальше на озеро. Честер включает кофеварку, похожую на действующий макет нефтеперегонного завода, и наливает всем по чашечке эспрессо. Над этой комнатой висит почти целый конец левого крыла. Сейчас до Рэнди доходит, что самолет повешен с легким креном на нос, как при небольшом изменении высоты, что не вполне правильно: логичнее было бы повесить его в пикирующем положении но тогда в доме надо было бы сделать этажей так пятьдесят. На крыле — повторяющийся рисунок царапин, выражающих, надо думать, те же математические закономерности, что порождают одинаковые завихрения в спутной струе или завитушки в множестве Мандельброта. Чарлин и ее друзья высмеивали Рэнди за платонизм, однако что делать, если повсюду в материальном мире он видит воплощение одних и тех же идеальных форм. Может, это от тупости. В доме чувствуется отсутствие женской руки. Из нескольких намеков, брошенных Честером, Рэнди заключил, что надежды на «Боинг» как удачный повод для разговора не оправдались. Честер подумывает навесить над некоторыми перегородками фальшивые потолки, чтобы больше походило на комнаты, тогда, может быть, «некоторые люди» почувствуют себя уютнее и решат «остаться надолго». Значит, он на ранней стадии переговоров с какой-то бабой. Хорошая новость.