Ольга Куно - Семь ключей от зазеркалья [litres]

Не буду задерживаться на том, сколько раз я теряла терпение, пока портнихи накладывали стежки, ювелир открывал одну за другой шкатулки с украшениями, а горничная возилась с моими прядями. Пожалуй, еще несколько дней отсидки дались бы мне значительно легче. Но в итоге пришлось признать, что результат совместных мучений совсем не плох. Новое фиолетовое платье идеально балансировало между романтичностью и строгостью. Первое достигалось за счет легкой материи, оборок и кружев; второму способствовал темный цвет и весьма умеренное декольте. Имелся также и бант, но, к счастью, эта лишняя в моем представлении деталь располагалась на спине, и я ее практически не видела. Юбка, соответствуя последней моде, слегка приобнажала щиколотки. В мое время это сочли бы вульгарным, но, если теперь так носили, тем лучше. Платья в пол всегда представлялись мне не слишком удобными.

Высокая прическа уложена так, что можно решить, будто у меня чрезвычайно длинные волосы, хотя в действительности они едва доходили до плеч. Аккуратно заколотые локоны украшала жемчужная нить. С этим украшением перекликалась жемчужная капля, висевшая на тончайшей, почти невидимой цепочке.

Это было очень странно – выглядеть хрупкой. Абсурдно, я бы сказала. Но, работая в зазеркалье, часто имеешь дело с противоположностями, поэтому я не впала в ступор и возмущаться столь непривычному образу тоже не стала, а вместо этого вслух признала, что девушки потрудились на славу. И со спокойной совестью отправилась во дворец.

Здесь меня ожидал сюрприз. Помимо королевской семьи, придворных магов и местной знати я обнаружила нескольких своих новых знакомых из института. Ректор Крофт и Кейл Грант, элегантно одетые, кружили в танце своих партнерш. Декан Джейкоб стоял у стены с бокалом вина, сделал пару глотков и одобрительно кивнул, рассматривая жидкость на свет. Были среди гостей еще двое мужчин, которых я видела на дне открытых дверей, хотя их имен и не знала. А потом мне стало не до наблюдений.

Итан держался в стороне от толпы придворных, как и всегда. Облокотился о декоративную колонну, провожал взглядом пролетавшие мимо пары и время от времени проводил рукой по волосам, словно расчесывался пятерней. В действительности этот жест, хорошо мне знакомый, свидетельствовал о напряженности или тревоге. Я до боли сжала собственное запястье и отвернулась, чтобы вынудить себя смотреть в другую сторону. Но вернуть внутреннее равновесие это не помогло.

Просто потому, что он был здесь. Человек, который поступил правильно. Сделал то, чего требовали обстоятельства. Ему не за что было извиняться. Не за что себя корить. Мне не в чем его упрекнуть. Но, святые боги, только бы он не подошел! Только бы не надумал поздороваться, сказать, что рад меня видеть, или – того хуже – все-таки попросить прощения. Ибо в этом случае я за себя не ручалась. Зеркала в бальном зале встречались на каждом шагу: модницам и щеголям надо убедиться, что они выглядят как должно, а танцующим – мельком уловить собственное кружение. Так что я сначала развеяла бы Итана в прах, а уже потом сообразила, что делаю что-то не то.

Когда сидишь в одиночной квадратной камере без окон, где от стены до кровати можно сделать всего-то пару шагов, любое движение воздуха, игра света и тени кажутся событием. Заползший через незнамо откуда взявшуюся крохотную щель муравей – практически подарок судьбы. О таких интересных гостях, как крысы, можно только мечтать. Волей-неволей радуешься появлению самых ненавистных людей – тюремщиков, приносящих еду и питье, потому что они хоть как-то нарушают душащее однообразие. И единственное, что держит на плаву, – это воспоминания. Когда будущего нет, а настоящее ограничено тесной каменной клеткой, только прошлое помогает сохранить рассудок.

А потом тебе приносят письмо. Небывалое везение, поскольку людям, обвиненным в таких преступлениях, обычно не пишут. А если и пытаются, кто станет утруждаться и относить послания осужденным, заочно вычеркнутым из жизни? И вот ты, счастливица, вскрываешь конверт дрожащими пальцами и сначала просто с удивлением обнаруживаешь, что еще не разучилась читать. Что эти витиеватые символы по-прежнему что-то означают. И лишь потом, щурясь при слабом магическом огоньке, начинаешь осознавать смысл слов. Прости… Ты, несомненно, поймешь… Я не мог поступить иначе… Помолвка расторгнута.

И вот, казалось бы, какая, к чертям, помолвка, если тебе нет и не будет выхода из казенного дома? И какое имеет значение, что происходит там, за прочными стенами, которые навсегда отгородили тебя от мира, а мир от тебя? Но я жалею лишь об одном: что в камере нет зеркала и я не могу испепелить письмо. Хочу хотя бы разорвать его на много частей, но представляю себе ухмылки охранников и воздерживаюсь даже от этого выражения эмоций. Просто бросаю листок в угол – и взгляд еще долго будет возвращаться к нему день за днем. А пока кажется, что потолок опустился ниже и стены потихоньку сдвигаются к кровати. И рано или поздно тебя точно расплющит. Но этого никто не заметит, и стражники так и продолжат приносить питье и еду. Ибо как им заметить расплющенный разум человека, которому больше не за что уцепиться в этом мире? Потому что где-то там, за оградой, кто-то другой поступил правильно…

Я вздрогнула, расправила плечи, стараясь нехитрыми физическими движениями отогнать мысли, которые плавно переходили в транс. И случайно повернула голову туда, куда не следовало. Он меня заметил. Заметил – и теперь не сводил глаз. И кажется, набирался решимости, чтобы подойти.

Даже самый сильный маг – не более чем человек. Даже самая самодостаточная личность, которой ничего не может предложить сам король, имеет свои слабости. Какие именно и как они проявятся – другой вопрос. Один разревется, второй перережет себе вены, а третий уничтожит весь мир. Из этих вариантов последний был мне наиболее близок, но, к счастью (для меня и для мира), до этой степени отчаяния я не дошла. И потому просто стояла приросшая к месту и пассивно ждала. Вот Итан уже оторвался от статуи, вот сделал в моем направлении один шаг, другой…

– Вы позволите вас пригласить, госпожа Блэр?

Хрипловатый, едва знакомый голос вывел меня из состояния ступора. Словно до сих пор я была окружена вакуумом, а теперь пустота снова наполнилась яркими цветами камзолов и платьев, звуками музыки, запахами дамских духов.

– Йоланда, – поправила я, подавая Кейлу руку в тот самый момент, когда Итан открыл было рот, чтобы ко мне обратиться.

И мы с деканом факультета стихий проследовали к центру зала, чтобы пополнить ряды танцующих. Итан исчез из моего поля зрения, но я успела заметить Орвина, который, оказывается, тоже успел подойти совсем близко и теперь провожал нас с Кейлом разочарованным взглядом. Хотел обсудить какую-то очередную деталь расследования, что ли? Ну, так времени еще предостаточно, да и обязательно ли заниматься этим на балу?