Генри Олди - Нюансеры

— Монне?

— Бывший постоялый двор купца Буткова. Мебель подержанная, но завтраки отменные, от двадцати копеек. Балык, расстегайчики, даже икра…

— Поедемте вместе? — предложил Клёст

Втайне он надеялся, что фраер откажется.

— Благодарю за предложение, но я — пас. В принципе, крыша над головой у меня есть, можно не суетиться. А с Екатеринославской мне ездить не с руки, далековато-с.

Последнее слово фраер произнёс, точно копируя повадку портье.

«Ну да, — подумал Клёст. — Ты, мил человек, богатенький, а Монне, небось, ещё та дыра. Брезгуешь? Бог в помощь. А нам бы лишь номерок свободный сыскался — отлежаться в берлоге, и чтобы про шерсть разговоров не вести».

На ступеньках гостиницы они распрощались, и Клёст кликнул извозчика:

— На Екатеринославскую, к Монне. Больше двух гривенников не дам!

— Дайте хоть с пятаком!

— Обойдёшься, хитрован.

— Воля ваша, господин хороший, — ничуть не смутился извозчик. — Садитесь, поехали.

И хлестнул лошадь:

— Брекекекс!

— Что? — взвился Миша.

Нет, ничего. Почудилось.

— Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что вышеозначенная подпись под этим актом сделана собственноручно в присутствии моем, Александра Рафаиловича Янсона, нотариуса губернского города Х, в конторе моей, находящейся по Университетской улице, в доме № 16…

Нотариус был занят, пришлось ждать.

Расстояние от гостиницы до нотариальной конторы Янсона — мизер, пустяк, рукой подать. Этот путь Алексеев проделал пешком, с нескрываемым удовольствием от простого физического действия. Метель с ночи улеглась, снег весело скрипел под ногами, обманывал, делал вид, что скрипит вовсе не он, а неразношенные алексеевские ботинки. Это заставляло невольно ускорять шаг, добиваясь оркестровки скрипения в ритме марша, и в контору Алексеев прибыл раньше условленного срока. Повесив пальто на вешалку, а сверху приспособив шляпу, он сидел в кресле у окна приёмной, задумчиво пощипывал усы, улыбался, вспоминая забавный казус с котом, и вполуха слушал, как бубнят из кабинета:

— …потомственным почетным гражданином Николаем Петровичем Вишневским, живущим по Конторской улице в доме Стыпина, лично мне известным…

Как он уже понял из невольно подслушанного, заключался — или заверялся, Бог его знает! — договор найма. Правление Товарищества Волжской мануфактуры бумажных и льняных изделий нанимало потомственного почетного гражданина Вишневского в качестве приказчика первого класса для продажи товаров — где укажут доверители, как за наличные деньги, так и в кредит. Продажу в кредит Вишневский обязывался производить «осторожно и осмотрительно». Жалованья новому приказчику положили три тысячи пятьсот рублей в год, деньги выдавались только за прослуженное время, без авансов. Алексеев вспомнил разъездного агента Суходольского, человека приятного во всех отношениях, с которым имел счастье знакомства в «Астраханской». Похоже, Суходольский был с претензией — такой же приказчик, как и Вишневский, он называл себя торговым агентом. Надо будет спросить у Юры насчёт этого агента. Или не надо, какая разница? Тоже, небось, три пятьсот в год, без авансов. Правильно Алексеев послал агента к Монне: на такое жалованье не разгуляешься…

— …сбора в доход города взыскано двадцать рублей…

— Здравствуйте, Константин Сергеевич!

Женщина, минутой раньше вошедшая в приёмную, по мнению Алексеева вряд ли трудилась в конторе. На уборщицу она не походила ни одеждой, ни повадкой, на клиентку — тоже, а в заместители нотариусов женщин не брали, хотя «Положением о нотариальной части» это прямо не запрещалось, как, например, для евреев и иностранцев. «Мать, — предположил Алексеев, оценив возраст дамы, несомненно моложавой, но в годах. — Мать или тётушка, или ещё какая родня Янсонов. Константин Сергеевич? Случайная посетительница вряд ли бы знала имя и отчество незнакомого ей господина в кресле».

Его размышления подтвердил Янсон — нотариус, долговязый мужчина с реденькими светлыми волосами, зачесанными поперек ранней лысины, выглянул из дверей кабинета, равнодушно кивнул женщине и скрылся без комментариев.

— Вы позволите?

— Да, конечно.

Скинув широкий салоп на меху, женщина осталась в костюме, характерном для преподавательниц курсов — юбке с жакетом из тёмной шерстяной ткани, надетом поверх белой блузки с кружевным воротником. Фетровые боты оставляли на паркете следы тающего снега, но женщину это, похоже, нисколько не волновало. Она достала из сумочки свежий выпуск «Южного края», взмахнула им в воздухе на манер веера и положила газету на подоконник. Почему на подоконник, если столик в углу был девственно пуст? Этого Алексеев не знал. «Городская дума, — прочёл он, щурясь. — Утверждён: отчет городского банка, смета на строительство сараев в скотобойне; заслушан доклад о строительстве дезинфекционной камеры…»

— Извините, я быстро…

Алексеев опоздал вскочить. Открыв рот от изумления, он смотрел, как женщина, тяжело дыша, перетаскивает упомянутый столик из одного угла в другой. Она и впрямь действовала быстро, несмотря на возраст — когда Алексеев опомнился, дело было сделано.

Второй экземпляр «Южного края» птицей спланировал на столешницу. Женщина подвинула газету ближе к центру и осталась довольна.

— Простите, ради Бога! Вы бы сказали, я помог бы…

— Не стоит извинений. Вы бы мне всё равно не помогли.

— Отчего же?

— Я должна была сделать это сама. Всего доброго, Константин Сергеевич.

— Всего… э-э…

Он увидел себя со стороны: точь-в-точь приживалка-мамаша, когда та клещами вытаскивала из него имя-отчество.

— Любовь Павловна.

— Моё почтение, Любовь Павловна.

«Я её знаю, — подумал Алексеев. — Я её где-то видел, причём недавно. Доброжелательность, природное обаяние, свобода поведения. Манера себя вести, интонации, взгляд… Где мы виделись? Забыл, совсем из головы вылетело…»

Из кабинета, галдя, выбралась компания деловых людей. Пока они одевались, усатый толстяк — должно быть, приказчик Вишневский — сунул один экземпляр «Южного края» (тот, что с подоконника) в карман своего сюртука. «Ну да, — оценил Алексеев. — Три копейки, не кот начихал! В день по три копейки, в месяц, считай, рубль. В год — двенадцать рубликов. Экономный вы господин, Николай Петрович, уважаю. Берите уже и второй, продадите кому-нибудь за две копейки!»

Словно подслушав его мысли, приказчик косо глянул на Алексеева и второй экземпляр брать не стал. Первый, впрочем, тоже не вернул.

— Прошу вас, Константин Сергеевич!

В кабинете Алексеев сел к столу, массивному как гиппопотам, и приготовился к серьёзному разговору. Нотариус оправдал его ожидания, без прелюдий взяв быка за рога: