Генри Олди - Нюансеры

Ах, если бы не зонтик!

Летний зонт от солнца, с узорчатыми кружевами и бахромой по краю — вещь легкомысленная и, с точки зрения Миши, совершенно бесполезная. Едва Клёст поравнялся с женщиной, порыв ветра, застав гувернантку врасплох, ловко выхватил из её пальцев ажурную конструкцию — и радостно понёс прочь свою новую игрушку, вертя, будто семя исполинского одуванчика. Клёст прыгнул за зонтом машинально. Он толком не рассмотрел женщину, он не собирался проявлять галантность или производить на кого-то впечатление. Действие «ипподромиума» закончилось два дня назад, утянув в небытие полторы тысячи рублей. Клёст ощущал себя ходячим мертвецом: бесчувственным, безразличным, остывшим. Ему не было дела до всех женщин мира, а уж до зонтиков — и подавно.

Боковым зрением он заметил быстрое движение — и среагировал на предмет, летящий в его сторону. Зонт поймал, но при этом неудачно «вписался» в молодой дуб, до крови ссадив руку о жёсткую кору.

— Ваш зонтик, сударыня.

С руки срывались на дорожку редкие багровые капли.

— Благодарю вас. Позвольте вам помочь — у вас кровь.

Ссадина не болела, и Миша уже хотел идти прочь, но ощутил слабый, едва различимый укол интереса.

— Чем же вы мне поможете, если не секрет? Перевязать руку платком я могу и сам. Платок у меня всегда с собой.

— Быть может, у вас и бинт с собой есть? Йодная настойка?

Малыш в матроске, как завороженный, смотрел на капли крови. Кап-кап-кап, летний дождик.

— А у вас?

— Конечно же! Коленька вечно расшибает коленки. И вообще, я лекарская помощница. Закончила «Рождественские курсы [61] Другое название Первого училища лекарских помощниц и фельдшериц. », если вам интересно. Идите-ка сюда, садитесь на скамейку…

Клёст подчинился. В дамской сумочке и вправду нашлось всё необходимое. Руки у женщины были нежные, но крепкие и умелые — перевязку она, вне сомнений, делала не в первый раз. С изумлением Миша осознал, что ему приятны женские прикосновения. Ему, мертвецу, поднятому из гроба! Запах йодной настойки. Слабое жжение. Свежесть фиалок.

Её духи?

Мир стремительно наполнялся красками, запахами, птичьими трелями; чувствами, ощущениями…

Не может быть!

— Простите мою бестактность. Ваши духи…

— Вам не нравится?

— Что вы, напротив! Чудесный аромат! Не подскажете, как они называются?

— «Лесная фиалка». Вам для вашей жены?

Боже мой! Ему не почудилось!

— Я не женат. Видите, кольца нет.

— Многие мужчины не носят обручальных колец. Мой муж, например, не носил. Смеялся, что так легче познакомиться с красоткой строгих нравов.

— Вы замужем?

— Овдовела прошлым летом.

— Соболезную.

— Не будем об этом. Ну вот, я сделала, что могла. Уверена, с вашей рукой всё будет в порядке.

— Нисколько в этом не сомневаюсь! Дипломированный доктор не справился бы лучше.

— Вы мне льстите.

— Самую малость. Разрешите представиться: Михаил Суходольский, коммивояжёр и предприниматель.

— Ольга Вознесенская. Лекарская помощница, как вам уже известно. Тружусь в Николаевском морском госпитале. Мать этого сорвиголовы. Никита, прекрати немедленно! Это кровь, её трогать нельзя… Что ты там опять нашёл?

— Зук! Мама, зук!

Сойдя с дорожки, юный исследователь присел в траве на корточки. В данный момент он пытался ухватить за бока здоровенного жука-оленя. Жук гудел, сопротивлялся, грозно щёлкал «рогами», исхитрившись-таки ущипнуть малыша за палец.

— Ай! Бойна-бойна!

Глаза мальчонки набухли слезами — вот-вот разревётся. Миша присел перед ним на корточки:

— Смотри, Никита! Видишь, как здо̀рово твоя мама мне руку забинтовала? Уже совсем не болит.

— Бойна!

— Сейчас мама и тебя вылечит, и не будет больно.

— Бойна!

По крайней мере, мальчишка не спешил плакать.

— Дяде тоже было больно, но он не плакал, — подключилась Ольга. — Давай ручку, мама поцелует, и всё пройдёт. Хочешь, забинтую, как дяде?

— Хацу! Битуй, мама!

— Смотри, какая бабочка!

— Де?

— Да вот же!

— Баоська!

— Как вы удачно его отвлекли! — улыбнулась Ольга.

С этой минуты она раз и навсегда превратилась для Миши в Оленьку. У неё и глаза были фиалковые, не только духи.

— Пустяки…

— У вас есть дети?

— Нет. Вы позволите вас проводить?

Оленька смерила его оценивающим взглядом. Хорош собой, одет прилично, даже с шиком. Светлая пиджачная пара — лёгкая, летняя. Жилет с часовой цепочкой, шёлковая рубашка. Шейный платок повязан с нарочитой небрежностью, туфли начищены до зеркального блеска. Мягкая шляпа…

— Что ж, извольте.

Они встретились завтра. Послезавтра. Через неделю. На эти встречи Миша летел как на крыльях. На крыльях любви? Клёст был далёк от пошлых, затасканных оборотов. Он знал другое: рядом с Оленькой он вновь ощущал себя живым — как на ипподроме, только ярче, глубже, волнительней…

Может, это и была любовь?

Муж Оленьки, брандмейстер пожарной команды Владимир Трифонович Воскресенский, погиб при пожаре год назад. Из горящего здания его вынесли живым, доставив в Мариинскую больницу на Литейном. Четверо суток Оленька не отходила от мужа, оставив маленького Никиту на няньку, но ожоги оказались смертельными. На исходе четвёртых суток Воскресенский скончался. Вдове покойного, проявившего героизм при спасении погорельцев, был назначен пенсион, но скромный, из расчета двадцати пяти процентов от последнего жалования мужа. Хорошо ещё, у вдовы были скромные сбережения, оставленные в наследство матерью. Денег едва хватало, чтобы сводить концы с концами, снимать скромную квартирку в доме на Васильевском и растить Никиту. Ольга подумывала уехать к родственникам в Самару, но так и не решилась.

Через три месяца после их знакомства Миша остался ночевать у Оленьки.

Стало холодать. Даже воспоминания о первой ночи, проведенной с Оленькой, не согревали. Грязь у парадного, где жил бес, прихватила ледяная корка. В тусклом свете фонаря она отблёскивала хрупким, ненадёжным стеклом. В подворотню задувал стылый ветер. Миша поднял воротник пальто, надвинул «пирожок» на уши. Ожидая намеченную жертву, он выкурил полпачки папирос, но спокойствия любимый «Дюшес» не принёс.

В горле першило, драло когтями

«Неужели почуял? Решил дома не ночевать? С беса станется! Зря караулю, да?!» Неприятная мысль улетала, гонимая ветром, и возвращалась с докучливостью упрямой мухи. Клёст полез в карман за очередной папиросой — и услышал далёкий хруст.

Замер статуей.

Шаги? Наверняка случайный прохожий. Бес приедет на извозчике. С его-то деньгами — и грязь месить?

Хруст приближался. Не спеша закуривать, Клёст осторожно выглянул из подворотни. Фигура прохожего тонула в тенях, густых и вязких. Только благодаря движению её и можно было кое-как различить. Миша успокоился — уж его-то человек точно не разглядит! — и сразу разволновался вновь: человек — ладно, а бес? Бесы, небось, ночью лучше кошек видят!