Павел Иевлев - Мертвая женщина играет на скрипке

И я ушел, удивленно качая головой в VR-очках.

Забавненько.

***

Лайса все еще не выходила из комнаты, и я осторожно поскребся в дверь.

— Войди, — послышался слабый голос.

Бутылка минералки уже опустела, значит, пациент скорее жив, чем мертв. Но выглядела она не очень.

— Боже, как я нарезалась… — простонала девушка.

— Я не боже, но подтверждаю. В говнину накидалась. Факт.

— Я что-то тебе рассказывала? Или…

— Никакого «или». Все было умеренно пристойно. Общалась ты бурно, но в основном с тазиком.

— Ой, как стыдно-то… Ничего не помню.

— Бывает, дело житейское. Кто без греха, пусть первый бросит в меня стаканом.

— Прости…

— Ничего, у меня большой опыт жизни в студенческих общежитиях. Тебе что-нибудь нужно? Завтрак? Опохмелиться?

— Нет, боже, никакого завтрака! — она резко побледнела от одной мысли, и я покосился на тазик. — Принеси еще воды, если не сложно.

Я сходил на кухню за минералкой.

— Что тебя так разобрало-то вчера? — спросил я участливо, глядя как девушка глотает воду, покрываясь моментальной испариной.

— Да так, неважно, — ответила она уверенно, но глаза на секунду отвела.

Ох, что-то тут не так.

— Чем-то еще тебе помочь?

— А знаешь, да. Боюсь, я не в состоянии пойти на работу. Ты не мог бы сделать кое-что за меня?

— А так можно?

— Ты официальный помощник, а дело пустяковое. Сходить в управление, получить бумажки, отнести в больницу. Чтобы они знали, что дело закрыто, и полиции тело девочки больше не нужно.

— И когда похороны?

— Какие похороны? — Лайса сказала это так удивленно, что я испытал дежавю. Ровно таким тоном это спросила Антонина.

— Тело. Девочка. Похороны.

— А, ты же не в курсе. В Жижецке не хоронят. Тело будет кремировано.

— Ну, церемония кремации.

— Без церемонии. Просьба родителей. Не хотят травмировать воспитанников.

— Странная позиция.

— Имеют право.

— Да, наверное…

Настя вызвалась со мной, и мы, выполнив бюрократический долг, все-таки решили попрощаться с Катей. Нам не препятствовали, хотя и не были рады лишним хлопотам. Когда экологичный картонный псевдогроб открыли, я поразился прощальной красоте ребенка. Обычно мертвые выглядят плохо, но Катя лежала… Нет, не как живая. Как мертвая. Но очень спокойная и какая-то удовлетворенная мертвая. Как будто наконец дождалась этой смерти.

— Красивая, — сказала тихо Настя. — Жалко ее. Как странно — была и нету. В этом есть что-то неправильное.

— Это сложно принять.

— Ее же теперь нигде нет? Совсем?

— Я думаю, что да. Концепция жизни после смерти кажется мне натянутой.

— Жаль.

— И мне жаль. Но вот так.

Мы так и остались единственными проводившими в последний путь Катю. Угрюмые сотрудники морга закрыли ненастоящий гроб и увезли его из зала прощания к своим печам. Неужели даже мать ее настолько чужда традиций? Конечно, мертвой девочке все равно, но ведь это и не для нее, а для тех, кто остался.

А на выходе из зала нас встретила Сумерла. За ее спиной маячила здоровенная фигура Маржака. Я с интересом присмотрелся к его большим, корявым, как будто из древесных сучков составленным, кистям рук. Не они ли отпечатались на моем горле? Размерчик подходящий.

Жутковатое создание смотрело на меня снизу вверх из-под капюшона. Эка ее природа-то наказала.

Низким хриплым голосом она проговорила распевным речитативом:

— Висит короста на вереях, из кокорины тесана.

Лежит в нем девица, лопотина мережкова.

Пелька баска, хустка бусова, пониток сурьмян.

Волосья запуклены, нюни бледны, на очех пенязи.

Ококовела, грудна, не выринуться.

В смагу дымом уйдет стерво, колпицей в ирий душа…

Замолчала. Уставилась на меня.

— Туганишь, странь хупава?

— Не понимаю я тебя, — сказал я с досадой. — Что ты такое вообще?

— И куда ж ты влез, непонятливый такой? — сказала она неожиданно по-русски.

Сейчас в ее облике не было ничего зловещего — очень низкорослая некрасивая женщина неопределенного возраста. Уж на что Лайса невеличка, а эта вообще мелочь.

— Чем дальше влез, тем ближе вылез, — напустил туману я.

— Тут вход рубль, а выхода и вовсе нету, — не менее загадочно ответила Сумерла. — Хотя б дитя пожалел.

Она кивнула на Настю, и я невольно сдвинулся на полшага, закрывая дочку собой.

— Только троньте, и вас придется жалеть. Только некому будет.

Я начал всерьез злиться. Военный психолог, через которого обязательно прогоняют сейчас полевых военкоров, говорил, что у меня проблемы с управлением гневом. Но я думаю, это у гнева проблемы с управлением мной.

— Мне она низачем, — покачала головой карлица. — Ты свои проблемы привез с собой.

— Отдайте жену, увезу их обратно.

— Да какая она тебе жена… Одно название. Не выходят из таких жены.

— Не ваше дело.

— Не мое, — согласилась она, — так и не ко мне вопрос. Но за то, что ты пришел дитя безвинное в ирий проводить, подскажу один раз. Нашим она не нужна. Нужна твоим. У них и ищи.

— Каким еще «моим»? — устало удивился я.

Почему-то был уверен, что ничего внятного она не подскажет. Не ошибся.

— Для человека, который носит свою беду в кармане, ты слишком наивный, — Сумерла развернулась и пошла к выходу.

Да черт бы вас драл.

На стене крематория было написано: «Пепел к пеплу».

На улице наткнулся на Петровича.

— Я опоздал? — расстроился он.

— Да, только что попрощались.

— Ну что же, там, где она сейчас, ей будет лучше, — сказал Петрович таким обыденным тоном, как будто мы девочку в летний лагерь проводили, а не в печку.

Я не стал возражать. Лучше, так лучше. Невольно покосился на трубу крематория, но дыма не увидел. Наверное, фильтры хорошие. Экология.

— А эта… Ну… — Петрович показал рукой возле пояса. — Не приходила?

— Сумерла? — удивился я. — Была. Только что ушла.

— Куда?

— Без понятия. Странно, что вы в дверях не столкнулись.

— С ней сталкиваться — дураков нет… — туманно ответил он. — Ну, я побежал тогда. Может, догоню. Дельце до нее образовалось…

Петрович и Сумерла? Дельце?

«…Сумерла — не добро и не зло. На Той Стороне нет добра и зла. Она, как и все мы, имеет свои долги и честно платит по ним. Это единственное, что признает Навь.

Когда-то прелестное юное дитя встало на путь Нави. Сама ли, по чужой ли воле — кто теперь вспомнит? Теперь она ведет этим путем других детей — потому что других путей не ведает.

Она не желает им зла. Она не знает, что это такое».

Это написал в одном из писем покойному фиктору Бабай.

Забавненько.

***

Лайса дома отсутствовала. Видимо, взяла-таки себя в руки и пошла на службу. Настя послонялась по дому, попялилась в залитые дождем окна, несколько раз освидетельствовала содержимое холодильника, а потом сказала: