Аркадия Мартин - Память, что зовется империей [litres]

Мигающая тасовка; обрывки воспоминаний – словно парящий в нулевой гравитации мусор, который настолько бликует на солнце, что режет глаз сиянием:

(… на тыльную сторону его ладони из окна падает солнечный луч; слишком много морщин, выступают вены. Он никогда не думал, что состарится в Тейкскалаане, однако вот он, здесь, пишет шифром на бумаге в своих апартаментах, извещает Дарца Тараца, что отсылать любым каналом свои новые имаго-копии небезопасно и что он не вернется на Лсел вновь, чтобы оставить имаго-аппарат на хранение и установить новую пустышку для продолжения записи. Это неправда: на самом деле это жителям Лсела небезопасно знать, на что он идет ради их безопасности. Он чувствует себя не просто старым, а древним , рассыпающимся набором решений, принятых под давлением обстоятельств – а еще из-за страсти, страшная смесь, – но еще хуже были бы обстоятельства и преданность, – хуже, зато правдивей…)

(– …под давлением обстоятельств следует убедиться, что пожелания императора относительно его наследника будут учтены, – говорит Восемь Виток, – и потому мое предложение таково: я усыновлю девяностопроцентного клона в качестве своего законного наследника.

Искандр смотрит на нее, думает: «Я в принципе не могу сделать этому ребенку ничего хуже того, что планируют его собственные соплеменники – они будут управлять каждым аспектом его жизни, они его создали, они за него и выбирают. Так разве намного хуже позволить императору жить внутри него?

Потом думает: „Да, намного, и я все равно на это готов“».)

(… император Шесть Путь великолепен на своем троне в окружении солнечных копий, в каждой черте его лица – небрежная сила, и внутри Искандра все переворачивается от нервного предвкушения, где-то в глубине горла гуляет волна электрического ощущения: «Он хочет поговорить со мной, я разгласил уже достаточно интересных почти секретов, у меня все получится – я знаю, чтÓ могу предложить, от чего он не сможет отказаться…»)

(…в горле застревает последний кусочек начиненного цветка; ни вздохнуть, ни сглотнуть. Там, где Десять Перл уколол шприцем в запястье, как будто горит шип боли. Десять Перл критически разглядывает его с другого конца стола и вздыхает – слегка меланхолически, смиренно. «Я пытался найти способ получше, как вывести вас из мыслей императора, – говорит он, – пыталась и Девятнадцать Тесло – прошу вас ее простить, если в вашей религии есть загробная жизнь, где возможно даровать прощение…»)

Трепет воспоминаний сгущается. Съеживается. Махит провожает его взглядом вниз, вниз, в центр их троих. Слабое сопротивление – («Никто не должен такое знать, я не могу, это… ты мертв», – думает Махит; <���Я мертв>, – думает второй Искандр, молодой) – а потом:

– Император попросил тебя о бессмертии, когда был с тобой в постели?

Девятнадцать Тесло простерлась на голой груди Искандра, подпирает свой подбородок руками и смотрит на него со смертельной серьезностью. Она вся скользкая от пота. Искандру пора бы перестать ее вожделеть, учитывая, о чем она только что спросила, но это ничего не меняет. Жаль, что он даже удивиться этому не может. Он приглаживает ей волосы, спутывает в темные шелковые пряди. У императора такие же волосы, но серебристо-седые. На ощупь – те же самые.

(Проблеском – другой Искандр: сплошь либидо, скабрезный интерес, который Махит ощущает в виде пульса где-то в промежности – понимание желания. Это почти защищает ее от взрывного осознания: ответ на вопрос Девятнадцать Тесло – да .)

(<���А она тебя все-таки заметила>, – говорит Искандр Искандру.)

(«В ту ночь я был на десять лет старше тебя, всерьез она меня начала принимать за два месяца до этого, – отвечает Искандр. – Заткнись и дай вспомнить – это было…»)

(<���Приятно?>)

(«Нет, – говорит тот Искандр, в чьей памяти они находятся. – Нет, это было важно ».)

(Махит переполняется воспоминанием о Девятнадцать Тесло в ванной комнате ее офисного комплекса, о странной нежности ее ладоней на своих, о внезапной ее бережности. Пытается вспомнить, кому именно принадлежало желание – ей, Искандру или им обоим, – говорит обоим Искандрам за просмотром этого воспоминания: «Кровь и звезды, с чего ты вообще взял, что это хорошая мысль?» Подбавляет в эхо жестокости. Жестокость не оттеняет откровение: ее совсем не удивляет, что Искандр соблазнил – соблазнился – Девятнадцать Тесло и самого императора. Их обоих.)

А в постели из воспоминания Искандр отводит глаза от спокойного и ровного взгляда Девятнадцать Тесло и говорит:

– Это не бессмертие. Если твой вопрос об этом. Тело все же умирает – и это имеет значение. Большая часть человеческой личности – эндокринная.

Девятнадцать Тесло задумывается. Кажется, ее нагота никак не влияет на холодные размышления на ее лице: с тем же самым выражением она повела его в постель.

– Значит, должна быть эндокринная совместимость?

– Личностная; есть много эндокринных систем, которые дадут очень похожих людей , а весь вопрос в том, смогут ли интегрироваться характеры. Но да, становится проще, когда имеется некое физическое сходство или сходство в раннем жизненном опыте.

– Его сиятельство задумал создать клона.

Искандра передергивает от такой мысли, и он надеется, что Девятнадцать Тесло этого не заметила. (Передергивается Искандр. Передергивается Искандр-Махит. Похоже, некоторые табу нерушимы, сколько бы тебя ни соблазняли тейкскалаанцы или сколько бы ты ни мариновался в дворцовой культуре. Нельзя помещать имаго в клон предшественника; конгруэнтность слишком высока. Личности не интегрируются. Одна просто победит – и будет утрачено все, что может предложить вторая.)

– Мы никогда не делали из клонов носителей имаго, Девятнадцать Тесло. Я не имею ни малейшего представления, как тело клона поменяет выражение Шесть Пути в виде имаго .

Эзуазуакат щелкает языком по верхним зубам. Она буквально приклеилась к нему; она отлично чувствует его отвращение, подозревает он.

– Если представить это повторным использованием его сиятельства, меня эта мысль тревожит меньше. Но все же тревожит, – говорит она.

– Я бы удивился, если бы было иначе, – говорит Искандр. – Она и меня тревожит, а я сам и предложил ему попробовать имаго-аппарат.

– Тогда зачем предлагал?

Искандр вздыхает и переворачивает ее на подушки. Он лежит на боку, а Девятнадцать Тесло оказывается в ложбинке между его бедром и грудью; малозаметное, но неизгладимое присутствие тела.

– Потому что Тейкскалаан огромен и голоден, а его сиятельство Шесть Путь – не сумасшедший, не охоч до власти и не жесток. Хороших императоров не так уж и много, Девятнадцать Тесло. Даже в поэзии.