Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

Тогда-то Максимилиан и подумал, что в будущем не худо бы доверить государственное управление компьютеру, поскольку только он один способен запомнить каждую мелочь. Компьютер никогда не дремлет. У него железное здоровье. Он не страдает сексуальными расстройствами. У компьютера нет ни семьи, ни друзей. Макъявел был прав. Уж кто-кто, а компьютер ни за что бы не забыл про канализационную систему.

Максимилиан начал новую игру с цивилизацией, подобной французской. Чем глубже погружался он в игру, тем с большим недоверием относился к человеческой натуре, по сути своей порочной, не способной смотреть на перспективу и довольствующейся лишь сиюминутными удовольствиями.

Прямо сейчас он наблюдал на экране за ходом студенческой революции, охватившей его крупные города в 1635 году означенной эпохи. Эти сорванцы, топочущие ногами, точно избалованные дети, которым не дали того, что им хотелось…

Он бросил войска на студентов – и уничтожил их всех подчистую.

Макъявел сделал ему странное замечание:

– Ты что, не любишь себе подобных?

Максимилиан достал из маленького холодильника банку пива и выпил. Ему нравилось освежиться глотком-другим пивка, пока он развлекался за компьютерным имитатором, создавая и губя виртуальные цивилизации.

Он навел курсор на последние очаги сопротивления и, окончательно подавив революцию, установил повсеместный полицейский надзор, усиленный сетью видеокамер, дабы самым бдительным образом следить за поведением своих верноподданных.

Максимилиан следил за их перемещениями и кружениями точно так же, как наблюдают за букашками. Наконец он соблаговолил ответить:

– Я люблю людей… помимо воли.

Мало-помалу революция превратилась в громадную беспорядочную ярмарку изобретений.

Восемь застрельщиков бурных событий в Фонтенбло и подумать не могли, что устроенный ими праздник обретет такой размах. Помимо подмостков и восьми стендов, во дворе лицея, точно грибы после дождя, выросли другие сцены и столы.

Так, возникли стенды «живопись», «скульптура», «изобретения», «поэзия», «танцы», «компьютерные игры», где младореволюционеры непосредственно выставляли плоды своих трудов. Лицей мало-помалу превратился в многоликую деревню, обитатели которой были друг с другом запанибрата, свободно общались меж собой, развлекались, строили, проводили исследования, опыты и наблюдения, играли либо попросту отдыхали.

Опытные и не очень опытные музыканты, денно и нощно сменяя друг друга на подмостках, воспроизводили на синтезаторе Франсины звучание многотысячных разножанровых оркестров. Там, на подмостках, в первый же день благодаря новейшим технологиям возникло нечто любопытное: смешанная музыка народов мира.

Так, игравший индийскую музыку ситарист выходил на сцену вместе с камерным оркестром, а джазовая певица выступала под аккомпанемент группы балийских барабанщиков; музыка сопровождала и танцы: танцовщица японского театра кабуки исполняла танец бабочки под бой африканского тамтама, а танцор аргентинского танго выписывал головокружительные па под тибетскую музыку… четыре балерины выделывали антраша под сопровождение потрясающей музыки «нью-эйдж». Когда синтезатора стало маловато, принялись мастерить музыкальные инструменты.

Лучшие композиции записывали и распространяли через информационную сеть. Однако фонтенблоские революционеры не только передавали, но и принимали музыку, которую создавали сторонники Революции муравьев в Сан-Франциско, Барселоне, Амстердаме, Беркли, Сиднее и Сеуле.

Так, настроив цифровые видеокамеры и микрофоны в компьютерах, подключенных ко всемирной информационной сети, Цзи-вонг смог проигрывать одновременно – в режиме реального времени – композиции в исполнении музыкантов из числа сторонников Революции муравьев в самых разных странах мира. В Фонтенбло звучали ударные, в Сан-Франциско – ритм- и соло-гитары, в Барселоне – вокал, в Амстердаме – клавишные, в Сиднее – контрабас, в Сеуле – скрипка.

На цифровых автомагистралях сменяли друг друга группы самых разных направлений. Из Америки, Азии, Африки, Европы и Австралии распространялась экспериментальная смешанная планетарная музыка.

На квадратной площади фонтенблоского лицея больше не было границ ни в пространстве, ни во времени.

Ксерокс в лицее работал беспрестанно, распечатывая ежедневные сводки (краткие отчеты о текущих знаменательных событиях по темам: музыкальные группы, театр, экспериментальные стенды и т. д., а также поэтические произведения, рассказы, полемические статьи, диссертации, уставы филиалов революции и даже, с недавних пор, фотографии Жюли, сделанные на ее втором концерте, ну и, конечно, гастрономические рецепты Поля).

Покопавшись в библиотечных исторических книгах, осажденные отыскали портреты своих кумиров – великих революционеров и знаменитых рок-музыкантов былых времен; они сделали их копии и развесили в коридорах лицея. Среди портретов можно было узнать, в частности, Лао-цзы, Ганди, Питера Гэбриэла, Альберта Эйнштейна, далай-ламу, «Битлз», Филипа К. Дика, Фрэнка Герберта и Джонатана Свифта.

На чистых страницах в конце «Энциклопедии» Жюли записала:

«Правило революции № 54: анархия – источник созидательности. Избавившись от общественного давления, люди, вполне естественно, начинают что-то изобретать и создавать, во всем ища красоту и согласие, они чаще общаются друг с другом. В доброй почве даже из самых крошечных зерен вырастают высокие деревья, которые дают прекрасные плоды».

В учебных классах стихийно возникали дискуссионные группы.

По вечерам добровольцы раздавали одеяла молодым людям, которые, оставшись снаружи, кутались в них по двое – по трое, прижимаясь друг к дружке и поддерживая таким образом тепло человеческого общения.

Во дворе одна из амазонок показывала упражнения тайцзицюань, объясняя, что эта гимнастика, которой уже тысяча лет, воспроизводит повадки животных. Подражая им, человек лучше понимал естество зверей. Танцовщики, вдохновившись этой идеей, принялись изображать поведение муравьев. Они заметили, что движения у этих насекомых очень гибкие. Их диковинная пластика здорово отличается от телодвижений, свойственных кошкам и собакам. Поднимая руки и потирая их, точно усики, танцоры придумывали новые па.

– Хочешь марихуаны? – предложил какой-то паренек из числа зрителей, протягивая самокрутку Жюли.

– Нет, спасибо, я уже пресытилась газообменом, он вредит голосовым связкам. Чтобы почувствовать веселье, мне довольно просто любоваться этим великим праздником.

– Везет же некоторым, если для веселья им хватает такой малости…