Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

– По-моему, там что-то плеснуло раза два, – снова послышался низкий голос.

Вдоль края канала по воде зашлепали сапоги. Полицейские светили фонариками прямо у них над головой.

Давид с Жюли едва успели нырнуть в грязную жижу. Давид окунул голову Жюли поглубже. Девушка инстинктивно задержала дыхание. За этот день она определенно познала все. Она снова стала задыхаться, а тут еще ей по лицу полоснул крысиный хвост. Почем ей было знать, что крысы умеют плавать под водой? Она невольно открыла глаза и увидела два кружка света, выхватившие из темноты всякое дерьмо прямо у них перед носом.

Полицейские замерли и направили лучи фонариков чуть дальше, освещая плававшие в воде фекалии.

– Подождем немного, если они нырнули, то вот-вот должны вынырнуть, чтобы набрать воздуха, – сказал кто-то из преследователей.

Давид тоже открыл глаза под водой; он показал Жюли, как можно дышать, высунув на поверхность один только нос. К счастью, благодаря этому выступу на лице можно было вдохнуть воздуха более или менее скрытно. Жюли, частенько задававшаяся вопросом, почему нос у человека так выпирает, получила ответ только сейчас. Чтобы спасти своего владельца в такой вот ситуации.

– Если они нырнули, то уже давно бы всплыли, – ответил другой полицейский. – Никто не может просидеть под водой без воздуха так долго. Наверно, это крысы плескались.

Оба полицейских решили идти дальше.

Когда белый свет их фонариков замелькал уже вдалеке, Жюли с Давидом выставили из воды только головы и, стараясь не шуметь, глубоко вдохнули почти свежего воздуха. Еще никогда Жюли так не испытывала свои легкие на прочность.

Двое революционеров все еще наслаждались кислородом, как вдруг на них упал слепящий луч света.

– Стоять! Ни с места! – раздался решительный голос комиссара Линара, нацелившего на них фонарик и револьвер.

Комиссар подошел ближе.

– Глядите-ка, а вот и наша главная революционерка, мадемуазель Жюли Пенсон собственной персоной.

Он помог обоим пленникам выбраться из вонючей жижи.

– А теперь поднимите-ка руки вверх, да повыше, достоуважаемые поклонники муравьев. Вы арестованы.

Он глянул на часы.

– Мы не сделали ничего противозаконного, – чуть слышно возразила Жюли.

– Это уж суду решать. А по мне, так вы совершили худшее из зол – посеяли зерно хаоса в мире, где царит полный порядок. По-моему, вы заслуживаете самого строгого наказания.

– Но если мир слегка не встряхивать, он коснеет и перестает развиваться, – сказал Давид.

– А кто вам сказал, что он должен развиваться? Желаете об этом поговорить? Хорошо, времени у меня полно. По-моему, из-за таких субчиков, как вы, вообразивших, что могут сделать мир лучше, мы неумолимо катимся в пропасть. Причиной самых страшных бед всегда были так называемые идеалисты. Самые безрассудные глупости всегда совершались во имя свободы. Самые кровавые бойни всегда учинялись во имя человечества.

– Мир можно сделать лучше, – твердо сказала Жюли, мало-помалу приходя в себя и вживаясь в прежний свой образ Пассионарии революции.

Максимилиан пожал плечами.

– Миру нужно только одно – чтобы его оставили в покое. Люди желают всего лишь счастья, а счастье – это консерватизм, и никаких сомнений.

– Если не стремиться изменить мир к лучшему, зачем тогда жить? – спросила Жюли.

– Надо просто пользоваться тем, что имеешь, – возразил комиссар. – И радоваться комфорту, плодам с деревьев, теплым каплям дождя на лице, траве под ногами, согревающему солнцу – всему, что было со времен Адама, первого человека. Правда, этот кретин все испортил, когда захотел все знать. А все знать необязательно – человеку хватает и того, что у него уже есть.

Жюли встряхнула копной черных волос.

– Но ведь все постоянно растет, меняется к лучшему, становится сложнее. И нет ничего странного в том, что каждое новое поколение хочет добиться куда больших успехов, чем предыдущее.

Однако Максимилиана было не так-то просто сбить с толку.

– В своем желании преуспеть человечество изобрело атомную бомбу, а потом нейтронную. Точно говорю, было бы куда благоразумнее, если бы люди не стремились «добиваться успехов». В тот день, когда все поколения будут делать то же, что и предыдущие, наконец наступит мир.

Вдруг в воздухе послышалось жужжание .

– О нет! Только не это! Только не сейчас! – вскричал комиссар.

Он резко обернулся и принялся торопливо расшнуровывать ботинок.

– Ну что, хочешь еще разок сыграть в теннис, чертова букашка?

Он замолотил рукой по воздуху, словно сражаясь с призраком, и тут же схватился за шею.

– На сей раз она победила, – только и успел выговорить он, прежде чем опустился на колени и рухнул как подкошенный.

Давид остолбенело смотрел на лежавшего на земле полицейского.

– От чего он отмахивался?

Давид спокойно подобрал фонарик комиссара и осветил его голову. По его щеке ползало какое-то насекомое.

– Оса.

– Нет, не оса – крылатый муравей! И ведет он себя так, словно хочет нам что-то сказать, – заметила Жюли.

Острыми челюстями насекомое как раз что-то вырезало на коже полицейского. Алой кровью оно буква за буквой выводило: «Следуйте за мной».

– Следовать за крылатым муравьем, пишущим челюстями по-французски? – с сомнением проговорила Жюли.

– В нашем положении, – сказал Давид, – я готов последовать даже за Белым Кроликом из «Алисы в Стране чудес».

Они неотрывно наблюдали за крылатым муравьем, ожидая, когда он покажет им дорогу, но насекомое не успело взлететь. Из воды внезапно выпрыгнула жуткая лягушка, сплошь покрытая бородавками и пузырями. Она выбросила вперед язык и одним махом сцапала их провожатого.

Жюли с Давидом снова собрались в путь по лабиринту канализации.

– И куда теперь? – спросила девушка.

– Может, к твоей мамаше?

– Ни за что.

– Тогда куда?

– К Франсине?

– Нельзя. Полицейские наверняка знают все наши адреса. И, должно быть, уже поджидают нас.

Жюли перебрала в уме все возможные пристанища. И кое-что вспомнила.

– К учителю философии! Как-то раз он предлагал мне зайти к нему отдохнуть и дал свой адрес. Это совсем рядом с лицеем.

– Отлично! – сказал Давид. – Тогда встаем и прямиком к нему. «Сперва действовать, а уж потом философствовать».

Они пустились бегом.

Испуганная крыса, не желая быть раздавленной, предпочла нырнуть в дерьмо.

СМЕРТЬ КРЫСИНОГО КОРОЛЯ. У некоторых видов ratus norvegicus принято, как это называют натуралисты, избирать крысиного короля. В течение целого дня молодые самцы крыс вступают друг с другом в поединки, пуская в ход острые резцы. Самые слабые постепенно выбывают, и так до тех пор, пока в конце концов не остаются два самца, самых ловких и сильных из всех. Победителя выбирают королем. Если он одолел соперников, значит, на поверку он самый лучший представитель крысиного семейства. Все остальные крысы предстают перед ним, прижав уши и опустив голову или же выставив вперед зад в знак смирения. Стая отдает ему лучшую пищу, самых теплых и пахучих самок и предоставляет самую глубокую камеру в норе, где он торжествует свою победу.