Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

К ней приближается 24-й.

Отчего приходится непременно выбирать между «верить» и «не верить»? Не считаться с Пальцами глупо, но не менее глупо фанатически поклоняться им.

Для 103-й принцессы приемлемо лишь единственное разумное отношение к Пальцам: «общаться» и «пытаться понять друг друга, чтобы взаимно обогащаться».

24-й одобрительно кивает усиками.

Принцесса уже снова взобралась на верхушку купола, охваченная заботами о раздающемся вширь новом городе. Кроме того, ее тяготят заботы физиологического свойства. Как и у всех половых особей, у нее на спине отрастают крылья, а на блестящей, будто покрытой лаком для ногтей, желтой отметине на лбу в форме треугольника проступают, точно бородавки, три глазка, способные видеть в инфракрасном свете.

Новый Бел-о-Кан все разрастается. Поскольку доменные печи не раз становились причиной пожаров, в столице было решено оставить лишь одну, а остальные перенесли в города по соседству. В другом обществе это называется промышленной децентрализацией.

Они научились побеждать тьму – и это стало их главным достижением. Отныне вечерняя стужа больше не сковывает муравьев и благодаря фонарикам они уже могут трудиться двадцать четыре часа в сутки без передышки.

103-я принцесса уверяет, что Пальцы используют металлы; они находят их в земле, плавят и изготавливают из них всякие твердые предметы. Надо бы поискать эти самые металлы. Разведчики рыщут повсюду – и приносят какие-то причудливые камешки; хранители огня бросают их в печь, но получить из них металлы у них не выходит.

24-й продолжает сочинять романтическую сагу «Пальцы», придумывая сцены, когда эти животные то сражаются меж собой, то размножаются. Когда ему требуется узнать кое-какие подробности, он обращается к 103-й, а нет – полагается на свое воображение. В конце концов, это всего лишь роман…

Тем временем 7-й занимается художествами. В столице больше не остается ни одного муравья, который не вырезал бы у себя на груди рисунок в форме одуванчика, языков пламени или безвременника.

Но вот загвоздка. 103-я и 24-й вроде как считаются королевой и царем Нового Бел-о-кана, хотя до полновластных правителей им еще далеко. У них нет потомства. Техника, искусство, стратегия ночных войн, искоренение религии – все это, безусловно, снискало им славу, которой не знало большинство обычных муравьиных властителей, однако же их бесплодие становится притчей во языцех. Даже если восполнить убыток населения за счет сторонних сил, насекомые вряд ли будут чувствовать себя вольготно в городе, где гены не передаются по наследству.

24-й принц и 103-я принцесса все понимают и, дабы заставить всех забыть про этот изъян, охотно поощряют искусство и науку.

Слюновыделитель: 10-й.

МЕДИЦИНА:

Пальцы забыли про полезные свойства природы.

Они забыли, что существуют природные снадобья от их хворей.

Они придумали себе неестественную науку, которая у них называется «медициной».

Суть ее в том, чтобы заражать хворью сотни мышей, а после назначать каждой мыши особый химикат.

Если какой-либо мыши становится лучше, Пальцы дают этот самый химикат и своим хворым собратьям.

Дверца автомобиля распахнулась настежь – работники супермаркета приближались. Выбора у них не было. Лучше было прыгнуть в машину к незнакомке, нежели попасть в руки к охранникам магазина, которые препроводили бы их прямиком в полицейский участок.

Дама в шарфе поддала газу.

– Вы кто? – спросила Жюли.

Дама за рулем сбавила скорость, опустила черные очки, показывая лицо в зеркало заднего вида, – Жюли отпрянула.

Это была ее мать.

Девушка хотела выпрыгнуть из машины прямо на ходу, но Давид ее удержал, крепко прижав к сиденью. Родственная душа куда лучше чужака в полицейской форме.

– Мама, ты что здесь делаешь? – пробурчала Жюли.

– Да вот искала тебя. Тебя не было дома несколько дней. Я позвонила в городскую службу розыска пропавших родственников, и они мне сказали – поскольку тебе восемнадцать лет, ты уже взрослая и можешь ночевать где угодно. Поначалу я решила так: как только ты снова переступишь порог дома, я заставлю тебя дорого заплатить за бегство и за все беспокойства, которые ты мне причинила. Но тут я узнала про тебя из газет и по телевизору.

Она снова прибавила газу, едва не сбив нескольких пешеходов.

– Тогда я решила, что ты хуже, чем я думала. А потом смекнула. Раз ты так злилась на меня, значит, я, наверно, сама в чем-то виновата. Мне бы надо было видеть в тебе полноправную личность, а не «свою» дочь. Как полноправная личность ты, конечно же, могла бы стать мне другом. И потом… я очень тебя люблю, да и протест твой мне по душе. В общем, уж коль я не справилась с ролью матери, попробую стать тебе настоящим другом. Вот я и поехала за тобой – и оказалась здесь.

Жюли не верила своим ушам.

– Как же ты меня нашла?

– Я недавно услышала по радио, что ты в бегах, что скрываешься где-то в западной части города. Тогда я решила: ну вот наконец настал мой час искупления. И принялась прочесывать квартал за кварталом, моля Бога, чтобы он помог мне отыскать тебя раньше полицейских. И Господь внял моей мольбе…

Она наскоро перекрестилась.

– Можешь нас приютить? – спросила Жюли.

Они наткнулись на кордон. Полицейские определенно хотели загнать их в угол.

– Разворачивайтесь! – посоветовал Давид.

Но мать Жюли и не думала останавливаться. Она предпочла разогнаться и пробиться сквозь ограждение. Полицейские живо отскочили в сторону, чтобы не угодить под болид.

Сзади снова взревели сирены.

– Они гонятся за нами, – сказала мать, – и наверняка уже записали номерной знак машины. Они знают: это я пришла вам на выручку. Через пару минут полицейские будут у нас дома.

Мать выехала на улицу, движение по которой было запрещено. Потом резко свернула в поперечный проезд, выключила двигатель и стала ждать, пока полицейские машины проедут мимо, чтобы ей можно было повернуть назад.

– Я уже не смогу спрятать вас у себя. Вам надо укрыться там, где полицейским вас не найти.

Мать выбрала точное направление. На запад. Что-то зеленое, потом еще. Вдали показались деревья, сомкнувшиеся в плотные ряды, точно солдаты, – по мере приближения их становилось все больше.

Лес.

– Отец твой говорил, что, будь у него серьезные трудности, он отправился бы только туда. «Деревья защищают тех, кто вежливо их об этом просит», – говаривал он. Не знаю, Жюли, успела ты заметить или нет, но отец у тебя был потрясающий.

Она остановилась и протянула дочери пятисотфранковую купюру – какие-никакие, а все же деньги.