Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

Игра захватывала его все больше. Он приложил немало усилий, чтобы создать цивилизацию ацтеков и довести ее до 500 года до Р.Х., построив с десяток городов и отрядив целую ацтекскую галерную флотилию бороздить моря в поисках новых земель. Он надеялся, что ацтеки-первопроходцы откроют Запад к 450 году до Р.Х., но эпидемия холеры опустошила их города. А нашествия варваров вконец обескровили ослабленные метрополии, так что ацтекская цивилизация комиссара Линара была уничтожена меньше чем за год по его летоисчислению.

– Играешь ты плохо. Тебя что-то тревожит, – заметил Макъявел.

– Да, – согласился человек, – моя работа.

– Может, расскажешь? – полюбопытствовал компьютер.

Полицейский поморщился. До сих пор компьютер был для него своего рода дворецким, который встречал его всякий раз, когда он нажимал кнопку «пуск», и вел через лабиринты «Эволюции». А чтобы машина сама изъявила желание переместиться из виртуального мира в мир настоящий, – это было по меньшей мере неожиданно. И все же Максимилиан уступил.

– Я полицейский, – сказал он. – Веду расследование. Оно-то меня больше всего и беспокоит. Дело касается пирамиды, выросшей посреди леса, как гриб после дождя.

– Можешь рассказать подробней или это тайна?

Шутливый тон и голос машины, мало похожий на механический, удивили Максимилиана, но тут он вспомнил, что недавно на рынке появились «речевые синтезаторы», способные сбить человека с толку, заставив его поверить, что он разговаривает со вполне себе живым собеседником. На самом деле подобные программы всего лишь реагировали на ключевые слова и давали ответ с помощью простых речевых технологий. Они меняли порядок слов в вопросе: «Ты действительно считаешь, что…» или же смещали акценты: «Давай лучше поговорим о тебе…». В общем, дело нехитрое. Но Максимилиан, тем не менее, сознавал, что, соглашаясь поговорить со своим компьютером, он устанавливал с простой машиной совсем непростые отношения.

Он задумался: в сущности, поговорить по душам ему было не с кем. Он не мог говорить на равных ни со своими слушателями в полицейской школе, ни с подчиненными, поскольку малейшую снисходительность с его стороны они восприняли бы как проявление слабости. Беседовать с префектом, своим начальником, было делом немыслимым. И то верно, субординация разделяет людей! Ему не удавалось наладить общение ни с женой, ни с дочерью. Что до общения, Максимилиан воспринимал это в конечном счете как односторонний диалог, который предлагало ему телевидение. Телевизор беспрестанно пичкал его занимательными историями, а выслушивать его, с другой стороны, даже не собирался.

Возможно, новое поколение компьютеров как раз и предназначено для того, чтобы восполнить этот пробел.

Максимилиан нагнулся к встроенному в компьютер микрофону.

– Пирамиду эту соорудили без разрешения в охраняемой лесной зоне. Когда я прислоняюсь ухом к ее стенке, то слышу внутри какие-то звуки, как будто за стенкой работает телевизор. Но стоит мне похлопать по стене, как звуки тотчас смолкают. У пирамиды нет ни дверей, ни окон – ни единой щелочки. Вот мне и хотелось бы узнать, кто затаился там, внутри.

Макъявел задал ему несколько уточняющих вопросов по делу. Его радужная оболочка сузилась, что служило признаком глубочайшего внимания. Немного подумав, компьютер ответил, что видит только один выход: вернуться к пирамиде с бригадой подрывников и взорвать бетонные стены.

Определенно, компьютеры мыслят незатейливо.

Максимилиан пока еще не думал о таком крайнем решении, но согласился, что рано или поздно пришел бы к нему. Макъявел лишь подстегнул его мыслительный процесс. Полицейский поблагодарил машину. И уже было собрался снова переключиться на «Эволюцию», как вдруг вспомнил, что забыл покормить рыбок.

Тут Максимилиан впервые подумал, что компьютер стал ему почти другом, и это ввергло его в легкое недоумение: ведь настоящего друга у него прежде никогда не было.

103-й прикончил скорпионшу. Осиротевшие скорпиончики, наблюдавшие за происходящим издали, на сей раз дают деру без оглядки, помышляя лишь о том, что отныне им предстоит выживать в мире, где должны действовать только те законы, которые они будут навязывать всем силой своего ядовитого хвоста-бича.

Двенадцать муравьев-разведчиков, которых пригласили в гнездо, аплодируют обонятельными усиками ветерану-победителю. Королева бумажных ос соглашается одарить его своим гормональным молочком. Она увлекает воина в потайной уголок серого поселения и указывает ему место, где ему надлежит ждать.

Следом за тем тужится и срыгивает резко пахнущую коричневую слюну. Перепончатокрылые – рабочие, солдаты и королевы – мастерски управляют своими внутренними химическими процессами. Они умеют по желанию повышать или понижать уровень гормональной секреции и таким образом регулировать не только пищеварение, но и время впадания в спячку, болеощущение и нервное состояние.

Королеве бумажных ос удается выработать царское молочко, состоящее едва ли не из чистых половых гормонов.

103-й приближается, втягивает усики, собираясь попробовать снадобье, и тут осиная королева прижимается к нему ртом.

И сливается с ним в межвидовом поцелуе.

Старый рыжий муравей делает вдох и сглатывает. В то же время в него втекает волшебное снадобье. Вырабатывать царское молочко в случае надобности умеют все осы, но молочко от самой королевы забористее и вкуснее, чем продукт от простой рабочей осы. Вокруг расходится до того сильный, дурманящий запах, что его улавливают и другие белоканцы.

Запах крепкий. И вместе с тем кисло-сладко-солено-острый.

103-й глотает. Коричневое молочко расползается по его пищеварительному тракту. В желудке кашица разжижается, растворяется в крови, разливается по венам и проникает в мозг.

Поначалу ничего не происходит – старому разведчику кажется, что опыт не удался. А потом его вдруг бросает в сторону. Как под порывом ветра. Ощущение малоприятное.

Ему кажется, что он умирает.

Осиная королева попросту скормила ему отраву, и он ее проглотил! Он чувствует, как яд растекается по его телу, вызывая мерзкую жгучую боль во всех артериях. Он жалеет, что понадеялся на королеву. Осы, известное дело, терпеть не могут муравьев. Они никогда не могли смириться с тем, что их генетические сородичи возвысились над ними.

103-й вспоминает все случаи, когда он, будучи еще молодым охотником, разорял серые бумажные осиные гнезда, обстреливая кислотой его впавших в панику защитниц, пытавшихся укрыться за кусками картона.

Это месть.

Все темнеет – ужас! Будь у него подвижные черты, они сложились бы в жуткую гримасу.