Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

103-я принцесса неумело объясняет – наверное, потому, что Пальцы животные самолюбивые и они уже давно страдают от собственного самолюбия, которое стало для них непосильным бременем. Вот им и хочется чувствовать себя мелкими смиренными существами, созданными самым великим животным – Богом.

– Беда в том, что иным Пальцам вздумалось внушить то же самое представление и нам, выдав себя таким образом за муравьиных богов! – уточняет 24-й принц.

103-я принцесса соглашается с ним.

Она признает, что Пальцы только и помышляют о том, как бы подчинить себе все виды, с которыми они соседствуют. Среди них, как и среди муравьев, есть особи непримиримые и миролюбивые, глупые и благоразумные, щедрые и скаредные. И те наши муравьи, верно, повстречались со скаредниками.

Но не стоит плохо думать о Пальцах только потому, что иные из них возомнили себя богами муравьев. Подобное разнообразие в их отношении к окружающему миру, напротив, свидетельствует о многообразии их мировосприятия.

И вот, составив себе смутное представление о Боге, двенадцать разведчиков бесхитростно спрашивают: а что, если на самом деле Пальцы для них… никакие не боги?

103-я принцесса предполагает, что эти два вида развиваются параллельно, а значит, Пальцы не могут быть создателями муравьев. Хотя бы по праву первородства: ведь муравьи появились на Земле задолго до Пальцев. Точно так же ей кажется маловероятным, что муравьи могли создать Пальцев.

И все же у муравьиного собрания возникает сомнение.

Верить в Бога выгодно потому, что таким образом легко объяснить необъяснимое. Некоторые муравьи уже готовы поверить в то, что с помощью молнии и огня их боги-Пальцы являют свою силу.

103-я принцесса повторяет, что Пальцы – вид молодой и появились они около трех миллионов лет назад, а муравьи существуют уже сто миллионов лет.

Как же создания могут появиться раньше своих создателей?

Двенадцать разведчиков спрашивают, откуда ей это известно, и 103-я принцесса повторяет, что она видела это в одном из документальных фильмов по их телевизору.

Собравшиеся недоумевают. Хотя не все из присутствующих муравьев верят, что их создали Пальцы, они все как один вынуждены признать, что этот молодой зверь одарен сверх всякой меры и ему ведомо то, что неизвестно насекомым.

Только 24-й принц с этим не согласен. Он считает, что муравьям не стоит завидовать Пальцам: при встрече муравьи, пожалуй, смогут дать Пальцам куда больше знаний, нежели Пальцы – муравьям. А что до трех тайн: искусства, юмора и любви, – как только муравьи поймут, что это доподлинно означает, они тут же все переймут и усовершенствуют. Уж он-то не сомневается.

Муравьи-бычероги, которых во время стычки в камышах поразил огнепад, оттащили в сторонку листок с тлеющим угольком. И теперь проверяют, как уголек действует на разные вещи. Они по очереди поджигают листик, цветок, землю, корни. 6-й у них за наставника. Всем вместе им удается пустить синеватый, отвратительно пахнущий дым; наверное, то же самое проделывали и первые изобретатели в мире Пальцев.

– Пальцы, верно, звери непростые… – вздыхает один из муравьев-бычерогов, у которого от всех этих историй про высший мир усики опускаются все ниже. Он сворачивается клубком и засыпает, предоставляя другим спорить до одурения и забавляться с огнем.

ИМЕНИННЫЙ ТОРТ. Задувать свечи по случаю каждого дня рождения – один из своеобразных обычаев, свойственных роду человеческому. Таким образом человек напоминает себе через определенные промежутки времени, что он способен порождать огонь и гасить его своим дыханием. Управление огнем – один из переходных обрядов, знаменующих, что младенец превращается в ответственного человека. Людям в годах уже не хватает дыхания, чтобы задуть все свечи на торте, и это, в свою очередь, доказывает, что они уже не принадлежат к активному миру людей.

Поддерживая обессиленную Жюли, припавшую к его плечу, Цзи-вонг с радостью обнаружил, что подвал выходит наружу далеко от того места, где сгрудились робовские машины. Он тут же бросился искать дежурную аптеку, которая должна была работать и в три часа утра.

Пока он в отчаянии барабанил в закрытую дверь аптеки, этажом выше открылось окно, из которого показался мужчина в пижаме:

– Что толку поднимать на ноги всю округу? В это время работает только одна аптека, в ночной забегаловке.

– Шутите?

– Ничуть. Это такая новая служба. Им надо сбывать презервативы, а для этого, как они успели заметить, лучше всего годятся аптеки при ночных забегаловках.

– А где она находится, эта ваша ночная забегаловка?

– Там, в конце улицы справа, в тупичке. Не ошибетесь, называется «Преисподняя».

И то верно: «Преисподняя» сверкала огненными буквами в обрамлении чертенят с крылышками как у летучих мышей.

Жюли было совсем худо.

– Воздуха! Ради бога, воздуха!

Почему на этой планете так мало воздуха?

Цзи-вонг опустил ее наземь и оплатил два входных билета, словно они были парочкой, пришедшей потанцевать, как другие. Охранник, с лицом в татуировках и вдобавок утыканным пирсингом, и бровью не повел при виде девицы в столь удручающем состоянии. Завсегдатаи «Преисподней» большей частью заявлялись сюда уже под кайфом или градусом.

В зале шептал голос Александрины: «Люблю-ю-ю тебя, любимый мой, люблю-ю-ю…», – а в клубах дыма меж тем тискались парочки. Диджей прибавил звук – и теперь уже никто друг друга не слышал. Затем он приглушил свет, оставив мигать лишь маленькие красные лампочки. Он знал свое дело. В полумраке и под оглушительный шум даже у отпетых молчунов и скромняг по натуре, как и у их полных противоположностей, появлялись шансы обольстить кого-нибудь в ритме неспешного фокстрота.

«Люблю-ю-ю тебя, люби-и-имый мой…» – знай себе курлыкала Александрина.

Цзи-вонг продрался через танцплощадку, грубо распихивая колышущиеся парочки и заботясь лишь о том, как поскорее довести Жюли до аптеки.

В аптечном закутке сидела дамочка в белом халате – она листала глянцевый журнал и чавкала жевательной резинкой. Заметив их, она вытащила из ушей беруши, защищавшие ее барабанные перепонки. Цзи-вонг что-то проорал ей, силясь перекричать музыку в зале, и она показала ему знаком, чтобы он прикрыл за собой дверь. Часть децибелов осталась за дверью.

– Вентолин, пожалуйста. Скорей, для девушки. У нее приступ астмы.

– А рецепт у вас есть? – невозмутимо осведомилась аптекарша.

– Вы что, не видите, это же вопрос жизни и смерти. Я заплачу сколько нужно.

Жюли не надо было стараться вызвать к себе сочувствие. Рот у нее был раскрыт так же широко, как у корифены, которую вытащили из океана. Но дамочку, однако, это совсем не тронуло.