Бернар Вербер - Революция муравьев [litres]

Было семь часов утра, в лицее Фонтенбло наступал второй день революции.

Жюли еще спала.

Ей снился Цзи-вонг. Одну за другой кореец расстегнул пуговицы на ее блузке, освободил застежку на бюстгальтере, сжимавшем ей грудь; он неспешно снял с нее одежду и, наконец, приблизился губами к ее устам.

– Нет, – вяло протестовала она, извиваясь в его объятиях.

А он тихо приговаривал:

– Как хочешь. Ведь это всего лишь сон, а значит, тебе решать.

Его слова, сказанные напрямик, мигом вернули ее в действительность.

– Жюли проснулась. Скорей сюда! – крикнул кто-то.

Чья-то рука помогла ей встать.

Жюли заметила, что спала под открытым небом на куче коробок и макулатуры, громоздившейся посреди лужайки. Девушка спросила, где она и что происходит. Вокруг нее толпились незнакомые люди, по меньшей мере человек двадцать, – они как будто охраняли ее.

Она увидела толпу, все вспомнила – и ее голову пронизала резкая боль. Ох уж эта чертова мигрень! Ей так хотелось оказаться сейчас дома, в тапочках, потягивать из большущей кружки кофе с густыми-густыми сливками, лакомясь булочкой с шоколадом, и слушать по радио международные новости!

У нее вдруг возникло желание бежать. Прыгнуть в автобус, купить газету, чтобы узнать, что произошло, и поболтать с булочницей, чем она занималась каждое утро. Она уснула, не сняв краску с лица, и от этого ей стало неприятно. Даже противно. Она потребовала чистящее косметическое молочко, а потом плотный завтрак. Ей принесли стакан воды, чтобы умыться, а на завтрак – пластиковый стаканчик с сублимированным кофе, плохо растворившимся в теплой воде.

«На войне как на войне», – вздохнула она, проглотив эту бурду.

Она еще не совсем проснулась и медленно приходила в себя на оживленном школьном дворе. Увидев на верхушке флагшток-мачты реющее знамя революции – их собственной маленькой революции – с кругом, треугольником и тремя муравьями, она даже подумала, что все это ей снится.

К ней подошли Семеро Гномов.

– Иди посмотри!

Леопольд приподнял полу одеяла на решетке, и она увидела готовящихся к штурму полицейских. Пробуждение обещало быть громким, даже чересчур.

Девчонки из клуба айкидо, подготовив к бою пожарные стволы, обрушили водяные струи на полицейских, стоило им подойти поближе, – и стражи порядка тотчас отступили. Все повторялось.

Победа снова была на стороне осажденных.

Народ радостно приветствовал Жюли – ее подняли на руки, вынесли на балкон второго этажа. И она произнесла оттуда короткую речь:

– Сегодня утром силы охраны порядка опять попытаются выдворить нас отсюда. Они вернутся, но мы снова дадим им отпор. Мы срываем их планы, потому что мы создали очаг свободы, который не подчиняется установленному порядку. Теперь в нашем распоряжении великолепная лаборатория, и она поможет нам сделать что-то полезное в жизни.

Жюли подошла к краю балкона:

– Мы сами хозяева нашей судьбы.

Выступление с публичной речью мало походило на пение перед публикой, хотя это опьяняло не меньше.

– Давайте же придумаем новую форму революции – без насилия, и пусть наша революция предложит новое общественное мировоззрение. Революция – прежде всего проявление любви, говорил когда-то Че Гевара. У него ничего не вышло, но мы все же попробуем.

– Ну да, ведь наша революция – это, ко всему прочему, революция пригородов и молодежи, которой осточертели фараоны. Пора их всех к ногтю, этих козлов! – крикнул кто-то.

Следом за тем грянул другой голос:

– Нет, наша революция – протест экологистов против загрязнения окружающей среды и ядерного заражения.

– Наша революция направлена против расизма, – послышался третий голос.

– Нет, у нас классовая революция, и направлена она против капиталистов-толстосумов, – возразил кто-то еще. – А лицей мы захватили потому, что он символ эксплуатации народа буржуазией.

Тут поднялась суматоха. Многим хотелось, чтобы их манифестация послужила на пользу того или иного дела, вот только дела эти зачастую противоречили друг другу. У некоторых манифестантов глаза уже пылали ненавистью.

– Они как стадо без пастуха, бредущее невесть куда. И готовое на все что угодно. Осторожно, опасность! – прошептала Франсина на ухо подруге.

– Мы должны предложить им символ, объединительную тему, цель – и быстро, пока дело не приняло плохой оборот.

– Надо раз и навсегда определить смысл нашей революции, объявить, что назад пути нет, – высказал свое мнение Цзи-вонг.

Жюли чувствовала себя неловко.

Она обвела растерянным взглядом толпу. Люди ждали, когда она поставит им цель, и были готовы выслушать ее последнее слово.

Ненавистный взгляд малого, желавшего драться с полицией, придал ей уверенности. Она знала его. Это был тот самый лицеист, который издевался над самыми безропотными учителями. Мелкий трусливый хулиган без стыда и совести, который обирал ребятню из младших классов. Да и насмешливые взгляды воинствующего экологиста и поборника классовой борьбы не сулили ничего доброго.

Она не собиралась отдавать свою революцию на поругание всяким проходимцам и политиканам. Надо было направить толпу в другое русло.

В начале было Слово. Нужно назвать вещи своими именами. Назвать. Но как назвать ее революцию?

И вдруг – эврика! Революция… муравьев. Как назывался концерт. Это название было написано на афишах и футболках амазонок. Это был объединительный гимн. И орнамент флага.

Она подняла руки, призывая к тишине.

– Нет. Нет. Мы не станем растрачивать себя на старые дела, которые оказались бесплодными. У новой революции должны быть новые цели.

Никакой реакции.

– Да. Мы как муравьи. Маленькие, но сильные в своем единстве. Как настоящие муравьи. Общение и изобретательность мы ставим превыше формализма и привязанности к общественным условностям. Мы как муравьи. Мы не боимся нападать на тех, кто здоровее нас, и брать штурмом неприступные крепости, потому что вместе мы сильнее. Муравьи указывают нам верный путь, который может оказаться удачным. Во всяком случае, главное его преимущество в том, что раньше им никто не ходил.

По толпе раскатился недоверчивый ропот.

Майонез не загустевал. Жюли, не мешкая, продолжала:

– Они хоть и маленькие, но единые и легко справляются со всеми трудностями. Муравьи предлагают не только другие ценности, но и другое общественное устройство, другую манеру общения и другой способ регулировки взаимоотношений между отдельными людьми.

Последовала неопределенная пауза, и ее тут же поспешили восполнить выскочки-горлопаны.

– А загрязнение?

– А расизм?

– А классовая борьба?

– А проблемы пригородов?

– Вот-вот, они правы, – уже поддерживали их в толпе.