Бернар Вербер - Муравьи [litres]

Мать положила этому конец. Отныне никому не дозволялось рыть землю по собственному почину. Но за всеми камерами разве уследишь?

Самка номер 56 отодвигает камушек, скрывающий темный лаз. Вот он. Самец 327 осматривает тайник – превосходное убежище. Остается только найти третьего союзника. Они выбираются наружу и плотно закрывают вход. Самка подает сигнал:

«Первый встречный вполне сгодится. Я сама разберусь» .

Вскоре они встречают большого бесполого солдата, который тащит шмат плоти бабочки. Самка, держась чуть поодаль, окликает его, посылая тревожный сигнал – Городу угрожает великая опасность. Она искусно пользуется языком чувств, ввергая самца в смущение. Солдат тут же бросает добычу и вступает в разговор с самкой.

«Великая опасность? Откуда, от кого, как это, почему?»

Самка вкратце рассказывает ему о трагедии, постигшей первую весеннюю экспедицию. По ходу рассказа она источает соблазнительные запахи. Она уже наделена изяществом и обаянием королевы. Воин мгновенно оказывается в плену ее чар.

«Когда выступаем? Сколько нужно солдат, чтобы напасть на карликов?»

Солдат представляется. Он номер 103 683, бесполая особь из летней кладки. Большая блестящая голова, длинные челюсти, глаза-щелочки, короткие лапы – прекрасный союзник. К тому же прирожденный боец. Самке номер 56 даже приходится умерить свой пыл.

Она сообщает ему, что в Городе орудуют лазутчики, наверняка наймиты карликов, и они делают все, чтобы помешать белоканцам раскрыть тайну их оружия.

«Их легко узнать по характерному запаху камня. Нужно действовать, и быстро. Положитесь на меня» .

Они распределяют меж собой зоны влияния. Номер 327 попробует убедить кормилиц в солярии. Они, в общем, довольно доверчивые.

Воин 103 683 постарается привести солдат. Если удастся набрать легион, это будет уже кое-что.

«Кроме того, я поспрашиваю у разведчиков – может, еще что-нибудь разузнаю про тайное оружие карликов» .

Что до самки номер 56, ей предстоит наведаться в грибницы и стойла и заручиться там стратегической поддержкой. Встречу назначают на этом самом месте при температуре не выше 23 градусов.

На этот раз по телевизору, в рамках цикла передач «Культура народов мира» показывали репортаж о японских традициях:

«Японцы – островной народ, с незапамятных времен привыкший жить обособленно. Для них мир разделен на японцев и всех остальных – чужаков с непостижимыми нравами, варваров, которых они меж собой называют гайдзинами. Японцы во все времена отличались обостренным чувством национального самосознания. Если какой-нибудь японец, к примеру, переезжает жить в Европу, его автоматически исключают из своего сообщества. Если же он год спустя возвращается на родину, родители и родственники уже не считают его своим. Жить среди гайдзинов значит проникнуться «чужеродным» духом и стать одним из них. Даже друзья детства будут считать его кем-то вроде приезжего».

На экране мелькали различные синтоистские храмы и святилища. Голос за кадром продолжал:

«Их понятия о жизни и смерти отличаются от нашего представления. В Японии смерть человека не имеет большого значения. Куда важнее гибель репродуктивной клетки. Чтобы обуздать смерть, японцы с удовольствием совершенствуются в боевом искусстве. Кендо преподают детям уже в начальной школе…»

На экране появляются два соперника в облачении древних самураев. Грудь у обоих покрыта черными шарнирными щитками. На головах – яйцевидные шлемы, украшенные парами длинных перьев на уровне ушей. Они кидаются друг на друга с воинственным криком и скрещивают длинные мечи.

Новая картинка: человек сидит на пятках и сжимает обеими руками кинжал, приставив его острие к своему животу.

«Ритуальное самоубийство, сеппуку, – другая особенность японской культуры. Нам, разумеется, трудно понять это…»

– Телевизор, опять телевизор! Одуреть можно! Одни и те же картинки вбивают нам в голову. Несут бог весть что, иначе не скажешь. Вам еще не надоело?! – взорвался Джонатан, который вернулся несколько часов назад.

– Оставь его! Телевизор его успокаивает. После смерти пса он как в воду опущенный… – заметила Люси механическим голосом.

Джонатан погладил сына по подбородку.

– Плохи дела, мой милый?

– Тише, я слушаю.

– Ишь ты, как он с нами теперь разговаривает!

– Как он с тобой разговаривает. Надо признаться, ты не часто балуешь его своим вниманием, и не удивительно, что он к тебе охладел.

– Эй, Николя, ну как, сумел сложить четыре треугольника из спичек?

– Нет, слишком муторно. Я слушаю.

– Ну, если для тебя это муторно… – Джонатан с задумчивым видом принялся перебирать спички, лежавшие на столе. – Жаль! Штука… поучительная.

Николя не слушал: он с головой ушел в рассказ диктора. Джонатан отправился к себе в комнату.

– Чем ты занимаешься? – спросила Люси.

– Сама видишь, готовлюсь, опять пойду туда.

– Что? Ну нет!

– У меня нет выбора.

– Джонатан, признайся сейчас же, что там такого интересного? В конце концов, я твоя жена!

Он ничего не ответил. У него только глаза забегали. И все так же неприятно задергался уголок рта. Потеряв терпение, Люси вздохнула:

– Ты уничтожил крыс?

– Они держатся от меня на почтительном расстоянии – этого довольно. А нет, так я показываю им вот эту штуковину.

Джонатан потряс здоровенным кухонным ножом, который перед тем долго точил. Другой рукой он схватил галогенный фонарь и направился к двери в подвал с рюкзаком за спиной, набитым провизией и всякими хитроумными слесарными инструментами. На прощание он буркнул:

– До свидания, Николя! До свидания, Люси!

Люси, не зная, что делать, схватила Джонатана за руку.

– Ты не можешь уйти вот так! Это слишком просто. Нам нужно поговорить!

– Слушай, прошу тебя!

– Ну как тебе сказать? С тех пор, как тебя занесло в этот чертов подвал, ты стал сам не свой. Деньги у нас на исходе, а ты накупил себе чуть ли не на пять тысяч франков разных железок и книжек про муравьев.

– Я люблю слесарничать, и вот, заинтересовался муравьями. Имею право.

– Нет, не имеешь. Во всяком случае, сейчас, когда тебе нужно кормить сына и жену. Если все твое пособие по безработице будет уходить на книги про муравьев, дело кончится…

– Разводом? Ты это хочешь сказать?

С убитым видом она отпустила его руку.

– Нет.

Он взял ее за плечи. Уголок рта снова задергался.

– Поверь мне. Я должен разобраться во всем до конца. Я не сумасшедший.

– Не сумасшедший? Да ты посмотри на себя! У тебя совсем больной вид, ты словно в горячке.

– Плоть моя стареет, зато разум расцветает.

– Джонатан! Скажи, что происходит там, внизу?

– Нечто очень занятное. Нужно спуститься ниже, потом еще ниже, чтобы однажды снова подняться… Знаешь, это как в бассейне: только коснувшись дна, можно найти опору, оттолкнуться и всплыть.