Бернар Вербер - День Муравья [litres]

Три бандитские рожи двинулись навстречу Летиции. Один из наглецов в блестящих куртках уже приставал к ней несколько дней назад. Летиция ускорила шаг, но они не отставали, она слышала за собой стук их тяжелых ботинок.

– Одна гуляешь? А поболтать не хочешь?

Летиция резко остановилась. В глазах приказ: «Пошли вон!» В прошлый раз это сработало. Но сегодня мерзавцам на все наплевать.

– Это ваши такие красивые глазки? – осведомился высокий бородач.

– Нет, она их взяла напрокат, – ответил ему один из приятелей.

Они мерзко захихикали. Кто-то ткнул ее в спину. Бородач вытащил складной нож.

Внезапно Летиция лишилась всей своей уверенности. И как только она почувствовала себя жертвой, преследователи стали хищниками. Она хотела двинуться дальше, но они окружили ее, преградив путь. Кто-то заломил ей руку за спину.

Летиция застонала.

Коридор был освещен, по нему шли люди. Они смотрели в ее сторону, опускали головы и торопились дальше, словно ничего не замечая. А нож был уже так близко…

Летиции Уэллс стало по-настоящему страшно. Ни одно из привычных ей оборонительных средств на бандитов не подействовало. А ведь у всех у них: и у бородача, и у лысого, и у коренастого – были мамы, которые когда-то вязали им голубые чепчики…

Глаза хищников горели, а люди вокруг по-прежнему ускоряли шаг, не желая вмешиваться.

– Вам нужны деньги? – простонала Летиция.

– Бабло мы потом возьмем, а пока мы тобой интересуемся, – засмеялся лысый.

А бородач уже срезал одну за другой пуговицы у нее на пиджаке.

Летиция попыталась вырваться.

Куда там!

На часах всего четыре пополудни. Кто-то же должен наконец прийти ей на помощь, поднять тревогу!

Бородач присвистнул, обнажив ей грудь.

– Маловаты, ничего не скажешь, но славненькие. А вам как?

– Беда с этими азиатками, они все – девчонки девчонками. Порядочному человеку нечего в руках подержать.

Летиция надеялась только на одно – что она не потеряет от ужаса сознания. Ее душил приступ человеконенавистничества. Мужские руки – грязные руки – прикасались к ней, ощупывали, мяли. Они уничтожали ее. Страх был так велик, что у нее не возникло даже рвотного позыва. Она была жертвой, угодившей в ловушку, и не имела ни малейшего шанса спастись. И тут как сквозь пелену она услышала окрик:

– Стоять! Полиция!

Нож замер.

Человек с револьвером в руке поднял карточку с трехцветным флагом.

– Черт, мусора! Делаем ноги, парни! А тебя, сучка, поимеем в следующий раз!

Негодяи кинулись прочь.

– Стоять! – крикнул полицейский.

– Еще чего! – обернулся, ухмыляясь, лысый. – Только стрельни, по судам затаскаем!

Жак Мельес опустил револьвер, и бандиты скрылись.

Дыхание Летиции Уэллс постепенно выровнялось. Все позади. Она спасена.

– Как вы? Вы не ранены?

Она отрицательно покачала головой. Понемногу она приходила в себя. Мельес, искренне сочувствуя, обнял ее, желая утешить.

– Все будет хорошо, ничего не бойтесь.

И она с искренней благодарностью прижалась к нему. Ей стало так спокойно! Она и представить себе не могла, что в один прекрасный день так обрадуется появлению комиссара Мельеса.

Летиция смотрела на него, не отводя глаз, и их фиалковый океан был тих и ласков. Свирепая ярость тигрицы улеглась, мерцали мелкие волны под мягким бризом.

Жак Мельес собрал отрезанные пуговицы.

– Скажите, как мне вас отблагодарить?

– Не стоит благодарности. Но я говорил вам, что хотел бы с вами кое-что обсудить.

– Что именно?

– Дело химиков, которое у нас обоих не выходит из головы. Мне очень нужна ваша помощь. Мне она нужна… постоянно…

Летиция замерла в нерешительности. Но разве в подобных обстоятельствах можно было не пригласить комиссара на рюмочку медовухи?

Столкновение цивилизаций: В 1096 году папа Урбан II организовал Первый крестовый поход с целью освобождения Иерусалима. В нем приняли участие глубоко верующие паломники, не обладавшие ни малейшим военным опытом. Возглавили его Готье (Вальтер) Голяк и Петр Пустынник. Крестоносцы двинулись на Восток, не ведая, через какие страны им предстоит пройти. У них не было с собой провизии, они голодали и грабили всех на своем пути и таким образом принесли больше вреда на Западе, чем на Востоке. Голод в походе был так силен, что бывали случаи каннибализма. Эти истово верующие быстро превратились в ораву бродяг-оборванцев, диких и опасных. Король Венгрии, тоже христианин, так возмутился грабежами этих голодранцев, что решил уничтожить их ради защиты своих крестьян от их набегов. Мало кто из участников похода выжил и добрался до турецкого берега, но молва бежала впереди них – крестоносцев называли дикарями, полулюдьми и полузверями. В Никее местные жители добили их без малейшего сожаления.

Мухи-гонцы приземлились в Бел-о-Кане. Они принесли радостные вести. Муравьи победили одного Пальца с помощью пчелиного яда. Они атаковали улей Асколеин и также одержали победу. Ничто не может устоять против муравьиной армии.

Город охватило всеобщее ликованье.

Королева Шли-пу-ни пришла в восторг и напомнила, что она всегда говорила: Пальцев можно победить. Теперь появилось тому доказательство. В крайнем возбуждении приблизившись к мумии своей матери, королева сказала:

Их можно убить, их можно победить. Они ничуть не выше нас.

Несколькими этажами ниже Запретного города мятежники, поклоняющиеся Пальцам, собрались в потайном помещении, еще более низком, чем их прежнее убежище над загоном для жуков-носорогов.

Если наша армия способна убивать Пальцев, значит, они не боги, – говорит один из тех, кто никогда не чтил этих богов.

Они наши боги, – возражают почитатели.

Они не сомневаются, что воины ошиблись, приняв за Пальца какое-то другое существо, тоже округлое и розовое, а потому истово твердят:

Пальцы наши боги.

Однако впервые среди мятежников – почитателей богов зарождается сомнение. И они совершают ошибку, напрямую сообщив об этом механическому пророку, доктору Ливингстону.

Бог Николя впал в ярость.

Как посмели эти жалкие муравьишки сомневаться? Как они могли кощунствовать и осквернять святыни! Надо уничтожить этих язычников!

Он знал: если не заявить о боге как о грозном и мстительном повелителе, его царство долго не простоит.

Николя сел за клавиатуру аппарата, который превращал его слова в муравьиные феромоны.