Александра Гринберг - Дочь шторма, невеста огня [≈ Жнец крови и пепла] [litres]

– Откат, должно быть, – наспех соврала Киара. Или не соврала, тут уж разобраться надо. – У некромантов так бывает: темная магия для организма не слишком полезна, а уж в таких количествах… В общем, поменьше надо резерв выжимать до полного истощения. Вот.

«Вроде бы складно вышло», – решила она, машинально поправив ворот мятой рубашки, съехавшей на плечо. Собственная почти раздетость вдруг вызвала нечто сродни смущению, тем более что Марк явно не оставил без внимания эту самую раздетость. А ведь, казалось бы, смущение и некромант друг от друга далеки, как Западный Предел от Шафрийского Халифата.

Он неотрывно следил за ее нервными движениями, затем потянулся к ее плечу, выше поднимая пресловутую рубашку.

– Эта тоже от Фалько? – хмыкнул он, хотя Киара могла поклясться, что ответа на этот вопрос ему знать не хочется.

Вся ситуация была до того неловкой и откровенно дурацкой, что всерьез хотелось выйти в окно. И никогда больше не смотреть в сторону всяких там зеленоглазых брюнетиков, с чего-то решивших, что имеют право проделывать подобные фокусы с ее мозгами. И ведь нет в проклятом Эйнтхартене ничего такого – ну высокий, ну симпатичный, глаза еще эти зеленющие… Мало ли таких среди имперских магов? Ну, или шафрийских – на имперца Маркус не слишком-то похож, отчего возникали сильные сомнения в его происхождении.

– Рубашка? Нет, это так… от Гейба осталась пара-тройка пижонских шмоток. – Она передернула плечами; настроение мгновенно скакнуло вниз. – Руки не дошли выбросить, теперь вот… приспособила. А что? Тряпка – она тряпка и есть… лишь бы гвоздикой не воняло, – пробормотала Киара, понимая, что все это уж больно смахивает на оправдания. И было бы еще перед кем оправдываться!

Марка ее слова тоже не очень обрадовали, хотя причин этому Киара не видела. Не ревнует же он, право слово?

Но он ревновал, и это было заметно невооруженным глазом, невзирая на его слова:

– И то верно.

– Так зачем приходил-то?

Своевременный вопрос, ничего не скажешь.

«Ты бы еще через пару часиков спросила. У Бусика, например».

Эйнтхартен поднял голову и некоторое время смотрел на нее, раздумывая, что сказать. Хотя, как на взгляд Киары, ничего сложного в ее вопросе не было.

– Извиниться хотел. За то, что наговорил у Дальгора, – наконец, неохотно отозвался он. А потом вдруг улыбнулся, совсем как там, у реки: – Ну и, видимо, чтобы согреть тебя. Если что, я не прочь повторить.

– А я что-то как-то против. – Киара поежилась. Пусть кровообращение и восстановилось, но не покидало ощущение подавленности и какой-то странной гадливости – словно близится неприятность, в которую ни за что не захочешь вляпаться. – Котика погрей, – предложила она, стараясь удержать на лице и в голосе ехидное веселье.

Каждой своей шерстинкой демонстрируя глубочайшее презрение к дерзкому собачнику, что посмел вторгнуться в исконно кошачьи владения, господин Энобус неторопливо потянулся, махнул на прощание своим роскошным хвостом и с оскорбленно-величественным видом прошествовал на кухню. Видимо, отправился заедать горечь хозяйской измены и злодейски точить когти в неположенных местах.

– Сдается мне, твой кот от меня не в восторге, – усмехнулся Марк и поднялся с постели, попутно поправляя одежду.

– Мой кот не бывает в восторге, – пожала плечами Киара, тоже поднявшись. – Ну разве что от говяжьей вырезки. О, раз уж ты все равно здесь, надо бы отдать…

Расхаживать по комнате под пристальным взглядом Эйнтхартена было немного неловко. Не то чтобы Киару смущал ее вид… ну да, смущал. Но скорее потому, что сама ситуация предполагала нечто вроде «я вся такая томная, прекрасная и в развратном пеньюаре», а в реальности получилось помятое нечто, обряженное в рубашку бывшего парня, со спутанным колтуном на башке и четкими следами подушки на физиономии.

Да, смотреться в зеркало явно не стоило. Пусть и очень хотелось.

«Пожалуй, роковая соблазнительница из меня как-то не очень, – меланхолично подумала Киара, раскапывая третий по счету ящичек комода, где хранились мелкие артефакты, а также россыпь драгоценных камней и небольшие бруски алхимических металлов – на случай, если понадобится сделать простенький амулет. – Срочно надо пополнить стратегические запасы развратных пеньюаров… Боги и богини, да куда подевалась эта штуковина? А, вот!»

– Амулет, – пояснила Киара, подойдя к Марку: тот все это время так и наблюдал за ее метаниями по тесной комнатушке. – Я бы потом опять забыла. Бездна, и что толку быть высокой, когда вокруг тебя одни дылды?.. – посетовала она, приподнимаясь на носочках, чтобы удобнее было застегнуть тонкую цепочку на шее у боевика. – Вот. У госпожи Линдтерн артефакты надежные, осечек не дают. Но это не значит, что тебе можно ходить на доппельгангера! Нельзя! Иди почитай про нежить девятого уровня, неуч!

«Пора бы уже убрать руки», – запоздало подумала Киара, когда поняла, что хитрый замок на цепочке уже давно застегнут, а она все еще касается смуглой кожи Марка. Более того – легонько поглаживает, отчего тот смотрит на нее совершенно нечитаемым взглядом.

– Мне стоит поискать сеновал, раз уж обещался? – наконец, проговорил он. Вроде бы даже с сарказмом и нахальной усмешкой, но от такого взгляда впору было заняться пламенем и превратиться в горстку углей.

Грелочка, чтоб его.

– Поздно ты спохватился, – в тон ему откликнулась Киара, ладонью поглаживая его шею. Под пальцами заполошно колотился пульс, эхом отдаваясь внутри нее; чужая кожа обжигала, что было странно и… знакомо. – Марк, ты?..

Договорить не удалось – чужие губы, горячие и жадные, напрочь вышибли из головы сформировавшуюся было мысль. (Да и все прочие мысли тоже.) Марк крепче прижал ее к себе, тут же нагло облапывая и проникая ладонями под рубашку. А потом и вовсе подхватил под ягодицы, приподнимая, чтобы в следующий миг уронить на так удобно расположенную за ее спиной кровать. Целоваться с Эйнтхартеном оказалось настолько хорошо, что Киара чуть не застонала в его губы в первый же миг.

Он помог стащить с себя одежду и неловко выпутался из штанов; отстранился ненадолго, чтобы полюбоваться ею. По крайней мере, Киаре хотелось, чтобы это было так: его взгляд, внимательный и темный, распалял не хуже рук, скользящих по телу, и языка, вырисовывающего узоры вслед за теми, что уже были нанесены на ее плечах и ключицах. Прежде чем застонать и запрокинуть голову от прикосновения горячих губ к своей груди, она успела заметить, как рассыпалась во вспышке яркого пламени рубашка Гейба.

«Туда ей и дорога», – мелькнула мысль и пропала, вытесненная нарастающим желанием, что распространялось по телу словно пожар в лесу – жарко и неотвратимо.