Сергей Федоранич - Выжженная трава

— Катя, пожалуйста, скажи, где ты?

— Это случилось во второй год нашего перерыва. Мне было очень не по себе от учебы, и я начинала чувствовать себя белой вороной. Все девчонки и парни вокруг втягивались, понимали, что происходит вокруг. Им было интересно учиться. Им было интересно жить. А я все никак не могла. Я до самого диплома так и не поняла, что происходит. И интереса к жизни не появилось. И если первый год я как-то справлялась, заставляла себя интересоваться всем подряд, то второй год дался очень тяжело. Было плевать абсолютно на все. Даже на тебя. Я не читала твоих писем, просто писала ответы по первым двум-трем предложениям. Не отвечала на сообщения в инстаграме. Не отказывала мужчинам тогда, когда мне самой хотелось, и спала со всеми подряд. Я бы не потянула даже элементарного поиска партнера, до того мне было на все плевать. Поэтому едва у меня зачешется мысль о сексе, как я открывала тиндер и первому попавшемуся писала адрес и код от домофона. Ты удивишься, но никто не отказывался. Так и жила, пока не начала пить. Сначала алкоголь веселил. Это и впрямь весело — напиваешься, и все вдруг становится интересным, забавным, новым! Краски оживают, люди оживают. Перестают быть пресными, как обычно.

Треск балконной двери, звяканье льда, глоток. Резкий шум улицы — машины, отголоски людей, стрекот электричества, — а потом глубокий вздох.

— Ты вышел на улицу?

— Нет, на балкон. Продолжай.

— Вот было весело. Я заинтересовалась не только вечеринками и клубами, но и жизнью, которая творится потом. Секс с разными людьми, чаще с большой группой людей, чем наедине с кем-то. Это, конечно, не секс — по-моему, просто спаривание, но это интересно. В очередной раз я сильно-сильно напилась. Я была в клубе одна — представляешь уровень, да? Я пришла в клуб на вечеринку одна. Ко мне приставал парень. Он мне не нравился. Не то чтобы мне не нравилась его внешность… Нет, мне не нравилось то, как он смотрит на меня. Как на бомжиху. Как на опустившуюся девку. Как на что-то, что даже человеком не является. Он говорил отвратительные вещи, предложил сходить с ним за угол, где темно, и там ему отсосать. Я отказалась и попыталась от него отделаться. Только он сказал, что раз мне лень работать ртом, то он может потыкать в мои дыры. Он так и сказал — в дыры. Гаже себя я не ощущала никогда. Этот парень воспринимал меня просто как дыры на ногах и в парике. Он не пробовал меня клеить, или уговаривать, или как-то подкатить, соблазнить, заинтересовать… Нет, видя меня, он, как падальщик, решил употребить и просто искал удобную возможность. Как будто я должна была сообщить ему, какие дыры исправны, а какие на ремонте или вовсе закрыты. Потому что исправные дыры были в его распоряжении, в принципе, без каких-либо условий. Я была готова разреветься прямо там и умереть просто на месте. Я была не человеком в его глазах. И вокруг не было никого, кто бы заступился за меня. Никого, кто бы поднял меня с пола и увел оттуда. Я не знаю, как мне удалось отделаться от него, но я оказалась в машине с другим парнем. И еще одной девчонкой. Он был учтив, говорил ласковые слова. И я снова почувствовала себя женщиной. Не обычной девушкой, а просто женщиной, на уровне где-то между проституткой на трассе и портовой шлюхой, которую выбрали двое из троих клиентов. Но не той, которую не выбрал никто, понимаешь? Все же, оценивая товар, меня выбрали как женщину. А не как дыру на ногах. Мы ехали в машине, он много говорил. Девушка спала. Я пыталась отвечать, но мне реально плохо было. Я себя чувствовала ужасно: болела голова, тошнило, мутило, не хватало воздуха. Когда он предложил закурить, я очень обрадовалась и тут же закурила, потому что стало легче. Правда, легче. Организм бросился бороться с никотином, оставив в покое чувства, и я смогла продышаться. Он остановился и подсадил третью. Моя спутница проснулась, закурила и стала уговаривать эту третью поехать с нами, предлагала секс. Я тогда еще не очень понимала, как сама буду в этом всем участвовать, но тоже включилась в разговор. Уговорила. Она села на переднее место, потому что мы с девчонкой из клуба развалились на заднем. Она сначала стеснялась, а потом расслабилась и стала трогать его в районе ширинки. Он возбудился. Я не знала, как мне улизнуть. Решила, что уйду, когда приедем. Но когда приехали, парень объявил, что приглашает всех в гости. Я тоже согласилась, потому что хотела в туалет. Сильно-сильно. И я решила подняться с ними. Вторая принялась строить из себя хозяйку, начала искать в холодильнике напитки и крошить на тарелки какую-то закуску. Я пропустила пару бокалов и оказалась в постели. Он несколько раз спросил прежде, чем начать, и я согласилась, собственно, из чувства благодарности и безразличия. А потом пришел он, тот парень из клуба, который называл меня дыркой. Я спала. Когда он закрыл мне рот рукой и вошел в меня, я попыталась увернуться, но не смогла. Он насиловал меня и говорил гадости, отвратительные вещи, от которых у меня внутри все словно ножом резалось. Это длилось бесконечно, просто бесконечно. На постели мы были вдвоем, больше никого. Он кончил в меня несколько раз, а в последний раз сильно ударил по лицу. Меня тут же вывернуло, я упала на пол и не могла продышаться — я боялась все это время, что задохнусь, он не давал мне вздохнуть полной грудью, только через нос: держал руку у меня на губах. А нос у меня опух от слез, и я задыхалась все это время. И он был тяжелый и лежал на мне, как камень, вдавливал в матрас.

Глубокие вздохи. Шелест листвы и снова ветер, отрывающий окончания ее слов.

— Катя? Ты тут?

— Да, прости. Ты выпил свой стакан?

— Еще нет. Не передумала меня увидеть?

— Наливай второй. Это еще не все.

— Я еще этот не допил.

— Давай залпом.

Два глотка, свистящий вдох. Горлышко бутылки брякнуло о стакан, а потом полилась жидкость, разгоняя льдинки. Обрывок фразы: «До конца маршрута осталось…» — и полная тишина.

— Рома? Ты тут?

— Да, я тут. Сел за руль, но никуда, видимо, не доеду. В глазах двоится.

— Никуда не езжай, тем более пьяным. Права ведь отберут, ты что! Как на работу будешь ездить?

— Не отвлекайся. О работе потом поболтаем. Расскажи, что было дальше.

— Хорошо. Я выползла из комнаты на четвереньках. Он мылся. На полу в кухне лежал хозяин квартиры. Я не видела, где была вторая. Я не знала ее имени. Сейчас-то, конечно, знаю. В общем, я поднялась на ноги, прошла на кухню. Парень оказался живым, только в отключке. Я взяла нож и пошла в ванную. В ванной они были вдвоем. Он трахал ее, поставив раком. То есть ее ноги были в ванне в его полном распоряжении, а ее руки на полу, безвольно висели; она пыталась уцепиться хоть за что-нибудь, но не могла дотянуться до пола, не могла взять опору, просто скользила ладонями по ванне. Он держал ее за бедра, впившись ногтями в кожу. Она была для него просто дырой. Как и я несколько минут назад. Он увидел меня и начал дико орать — он кончал. Этот сукин сын кончал, увидев меня с ножом в руке. Я закричала и кинулась с ножом на него. На полу было полно воды, я поскользнулась, рухнула. Нож воткнулся в шею девчонке. Я свалилась под раковину и завизжала. Он еще несколько раз ее к себе притянул и бросил. Она упала, не до конца выпав из ванны, и пыталась дотянуться до рукояти, но руки обмякли, и она их больше не подняла. Он спокойно помыл член, вытерся полотенцем, бросил его на залитый кровью пол. Потом аккуратно встал, чтобы не испачкаться, нагнулся и пошевелил нож, проверяя, больно ей или уже нет. Она не отозвалась. Он просвистел что-то и ушел. Я услышала, как он натянул джинсы. Потом хлопнула входная дверь. Я ее убила. Какое-то время я пыталась отторгнуть эту мысль, но не удалось. Словно в голову вбили гвоздь. Он там до сих пор. Я выбралась в комнату, оделась и ушла. На мне не было крови. Но мои следы там повсюду. Я спустилась к подъезду, перешла к соседнему и села на лавочку. Через время приехали «скорая» и полиция. Я вызвала такси. Когда я сидела в машине, увидела, как из подъезда в наручниках вывели того парня. Во всем обвинили его, я это знаю.