Антонина Крейн - Теневые блики [litres]

Есть у меня такая привычка: когда мне хорошо, начинаю всех одаривать, как какой-то сумасшедший новогодний эльф. Думаю, мое подсознание так пытается сразу расплатиться с судьбой за доставленные радости.

– А вот что по-настоящему обидно, так это то, что мне пора бежать, – вздохнула я, прикинув, сколько уже прошло времени.

Святилище поспешило попрощаться.

Какое-то время безумных разноцветных спиралей по и против часовой стрелки – и вот я в покоях младшего принца. Лис ошарашенно сидит на кровати, а в углу на подоконнике примостился Марах, виновато сжимающий в когтях какую-то потустороннюю мышку. Наткнувшись на мой суровый взгляд, филин совсем по-человечески потупил взор. Да ладно. Пусть себе охотится.

– Лиссай. Еще раз – благодарю! Вы очень сильно помогли расследованию, правда.

Принц, кажется, даже не услышал этой реплики. Он ошарашенно смотрел в никуда. Наконец произнес, еле размыкая губы:

– И все же, Святилище слушается вас больше, чем меня. Подчиняется… Впуск-кает и выпуск-кает без моего одобрения. Но вы узнали о нем столь недавно… К-как так? Почему? В чем ваш секрет, Тинави? – Он поднял на меня свои огромные глаза, и я искренне поразилась, увидев в них боль.

Ой-ой.

Лис что, по-настоящему ревнует меня к этому странному месту? Только этого не хватало.

Он и в Святилище упоминал о том, что беседка предпочитает ему меня, но там, видимо из-за опьяняющего местного воздуха, это звучало далеко не так грустно. А вот после укола реальностью Лиссай – было видно – обиделся не на шутку. Причем на меня.

Я открыла рот, надеясь, что честный утешительный ответ найдется сам собой. Но нет. Вместо этого пришлось с распахнутой пастью наблюдать за тем, как побледневший Лиссай спрыгивает с кровати по направлению ко мне, сжимая в тонких пальцах шелковую подушку.

Он хочет меня удушить, что?!

Принц приземлился аккурат у моих ног, прижав подушку к полу. Я замерла. Секунду спустя Лиссай поднял свое шелковое оружие и с омерзением скривил губы. Я так и вовсе отскочила на метр назад. У моих ног, размазанные в грязь благодаря лисову нападению, валялись трупы нескольких мохнатых пауков.

– Сколько же здесь пауков… – пробормотала я, пятясь.

– Тут нет пауков, – странно посмотрел на меня Лиссай. – Ник-когда раньше не было.

– Я пойду, – промямлила я.

– Приходите еще, – выдавил он.

Мне показалось, что прощаемся мы на не очень хорошей ноте.

Ничего глупее, чем размолвка по поводу того, кому отдает предпочтение Святилище, и случиться не могло. Но что я сейчас сказала бы Лиссаю, чтобы исправить ситуацию? Хей, прости, пожалуйста, мне вообще по барабану на твою беседку, забирай на здоровье? Это только еще сильнее задело бы его чувства. Никогда – я знаю это точно – никогда нельзя выказывать пренебрежение к тому, что важно и дорого другому человеку.

Наверное, можно было бы остаться и поговорить обо всем по душам… Порассуждать, почему Святилище так мною прониклось, откуда принц столько знает про унни и все такое. Снова найти общий язык и потом разойтись довольными друг другом, все с тем же приятным мандражом внутри, который предшествует каждой моей встрече с Лиссаем.

Но как-то я так по-дурацки устроена, что ни одна романтическая перспектива для меня не сравнится с тайнами и загадками. С возможностью где-то и как-то победить. Насладиться чьим-то одобрением.

Поэтому, хоть я и была раздосадована, кровь бурлила от предвкушения: мне хотелось скорее сообщить Полыни добытые новости. Иноземное ведомство притягивало меня, как та черная краска – свободную унни. Сопротивляться невозможно. Я, ничего не говоря, вышла из покоев принца.

В Иноземное ведомство я зашла под звук ударов обеденного гонга. С ума сойти! Всего сутки назад в это время мы разбирались с гибелью Мелиссы от таинственного сквозняка… Сколько же всего успело произойти.

Говоруны и Ловчие, Ищейки и Указующие, Архивариусы и почтовые мальчишки, дружно, как в мюзикле, захлопали дверьми и застучали о мраморные полы подбитыми каблуками: все спешили на обед. Радостное возбуждение накрыло ведомство: свобода, долгожданный перерыв! Все стремились на улицу, к солнцу и свету, набережным и верандам, плеску воды и шелесту древесных крон. Даже главная администраторша, больше похожая на манекен, нежели на человека, с удовольствием повертела головой, разминая шею.

Мой путь лежал против движения толпы. Уклоняясь от столкновений с чужими папками и перьями, я лавировала среди чиновников так успешно, что настроение взлетело до небес.

Как мало надо для счастья! Всего лишь почувствовать себя юркой ящеркой, движущейся к цели, вопреки преградам. Всего лишь заслышать музыкальный смех незнакомца и улыбнуться солнечному зайчику, спрыгнувшему тебе на нос с огромного маятника Иноземного ведомства.

Поднявшись на второй этаж, я постучалась в кабинет Полыни. Оттуда донесся какой-то невнятный, но вроде как положительный ответ. Я открыла дверь и увидела еще больший бардак, чем обычно.

Полынь стоял у пробковой доски, густо завешанной десятками, нет, сотнями разноцветных бумажек. Куратор водил по ним пальцем, что-то тихо бормоча. Он выглядел абсолютно изможденным. Его и без того специфические волосы с лентами и кольцами казались грязными и будто бы пыльными. Кожа отливала зеленым, в цвет очередной шелковой хламиды.

– Эй, все в порядке? – тихо обронила я, подходя.

Куратор резко обернулся. Синяки под глазами напоминали черные дыры, на лбу залегли глубокие морщины. Запах лекарств от кашля был просто невыносим.

– Тебя что, били? – поразилась я и пошла к окну, чтобы впустить свежий воздух. Ветер тотчас принес в наш кабинет ароматы сирени и жасмина.

– Били. Судьба била, – буркнул Полынь. – Я ношусь по всему этому прахову городу, как белка в колесе, и не могу сказать, что очень многое выяснил. Порадуй хоть ты меня. Что там со вчерашними делами?

Я достала из рюкзака и выложила на стол две «решенные» папочки. Задрав нос, гордо заявила:

– Сэр, все сделано в лучшем виде!

– Молодец, – он без особого интереса пролистал документы, убедился, что канцелярия поставила на них отметку «ПРИНЯТО», и кивнул уже с куда большим воодушевлением: – Правда молодец. А что по поводу Лиссая? Сказал что-то любопытное про краску?

– О да-а-а, – я ликующе закивала и, почувствовав себя хозяйкой положения, заняла доминирующую позицию в нашем кабинете: плюхнулась на любимый Полынью подоконник.