Оксана Заугольная - Бес порядка [litres]

– Поспорим? – Даже спиной Генриетта почувствовала хищную улыбку, но вместе с гадливостью пришел и азарт.

– Поспорим, – усмехнулась она.

Позади театра ее ждал автомобиль, и Генриетта воспользовалась шансом улизнуть. Она знала, что через полчасика Потсу надоест мариновать ее поклонников, и он выйдет с какой-нибудь душещипательной историей про больную мамочку или сложную роль. Тем временем сама Генриетта успеет со вкусом поужинать в высоком районе, сходить на маникюр и массаж. Быть звездой – тяжелая работа, и очень печально, что это понимают так немногие.

Только подъезжая к дому, Генриетта вспомнила о своем пари и опустила стекло, надеясь разглядеть девчонку. Наверняка стоит у ворот, продрогла и начинает немного злиться. На себя, разумеется. Что же, за терпение Генриетта порой награждала особенно отличившихся поклонников и поила их чаем. Каждого не больше раза – прилипалы и мнимые друзья ей были не нужны.

Надо заметить, Генриетта была на самом деле разочарована, когда обнаружила, что поклонницы не было рядом с ее домом. Ни в тени ворот, нигде. Проиграть спор Потсу – это так унизительно!

Берт принял решение. Он подтащил труп коротышки повыше, чтобы его не унесло волной, а затем вернулся в дом с тазом. Обратно он спустился с уже давно не используемыми темными шторами, которые все равно подумывал выбросить. Его только и удерживало, что шторы совсем не истрепались со временем, а их плотная ткань даже не поблекла. Помимо штор, Берт обзавелся перчатками и повязкой. Безопасность и гигиена вовсе не роскошь, как думают некоторые в их квартале!

Тщательно прополоскал коротышку (Берт в этот момент думал о чем угодно, только не о трупе, как всегда с ним бывало, стоило увлечься стиркой), а затем аккуратно завернул тело в шторы, накрыл взятыми для вида и все же тщательно простиранными старыми брюками и вернулся в дом. Словно он всего лишь не рассчитал свои силы и постирал слишком много белья, отчего его приходилось теперь волочить по земле. С кем не бывает.

По всем законам жанра он должен был по дороге встретить словоохотливую соседку или даже соцработника Фрэнка, но никто не заглядывал к нему неделями, даже через высокую колючую изгородь, и этот день не был исключением. Берт успокоился.

В своей специальной комнате, где он препарировал всех попавшихся птиц и пару кошек, он разложил необходимые вещи на столе, развел купорос и наконец задумался. До этого момента все его действия шли будто машинально, как будто Берт – вот он, а некий тип, который без каких-то проблем полощет труп человека, словно какое-то белье, – это кто-то другой. Но в доме среди знакомых и приятных вещей, где все чуть-чуть пахло резким чистящим средством, неизвестный тип и Берт снова слились в одно целое, и этому целому Берту предстояло как следует поразмыслить.

Он мог уже считать себя неплохим таксидермистом, но лишь когда речь шла о птицах и мелких животных. Да что там говорить, ему ни разу даже крупная собака не попадалась! А человек… Никто не делал чучела людей. Разве что в очень далекие времена. Конечно, Берт, как и все, проходил в школе историю и читал об индейцах, которые воевали с переселенцами и снимали им скальпы, тогда как переселенцы были не так благоразумны и отрезали индейцам головы. Как в дальнейшем показала хроника, хоть это было недальновидно и плохо пахло как в прямом, так и в переносном смысле, но головы где-то надо было хранить, а укрепления помогали занять больше территорий. И кочующие налегке со связкой скальпов индейцы были вынуждены отступить.

Берт даже слышал, что кто-то из потомков тех поселенцев до сих пор держит дома иссохшие головы, но мало кто всерьез мог признаться в таком.

А ведь тут, на территории, которая теперь принадлежала Городу, тоже были подобные эксперименты. Сушили головы или скальпы, отрезали руки или ступни, вынимали зубы и делали украшения… Да где их, собственно, не было! Но это было давно. Порой даже настолько давно, что потомки уже с полным правом отрицали этот факт.

И вот сейчас он собирался сделать это. Сам. Своими руками. Еще никогда раньше Берту не было одиноко в доме, но сейчас он заговорил вслух просто ради того, чтобы слушать звуки хотя бы собственной речи.

– Сначала изучим снаружи, – проговорил он, кладя труп на стол и разводя его ноги и руки. – Ошибиться нельзя.

Он лукавил, но в то же время говорил правду. Ошибка ничего не изменила бы, он просто зарыл бы труп на заднем дворе у реки или вовсе выкинул в мусорном пакете, благо, коротышка был меньше и тощее его, да и весил куда меньше. Разумеется, пришлось бы разделать труп и вынести в нескольких пакетах, но это не то неудобство, которое Берт не мог себе позволить. Но в то же самое время шанс привести в порядок этот труп, сделать испорченное целым, законченным и упорядоченным – Берт не мог устоять перед таким искушением.

Он аккуратно раздел коротышку догола, не оставив неизвестному ничего, стащив с него даже цепочку и пару дешевых колец, и наконец выдохнул, словно это теперь уравнивало человека с кошкой или даже с птицей.

– Я полагаю, ты чем-то насолил господину Моретти или кому-то из его семьи, – продолжил беседовать с трупом Берт, все больше воодушевляясь молчаливой покорностью собеседника. – И тебя пристукнули. А потом сбросили в воду. Или живьем сбросили в ледяную воду…

Он оглядел раскинутое на столе тело и убедился, что никаких повреждений нет. Наверное, он прав.

От волнения он еще дважды помыл руки и заново разложил инструменты. Измерил все части тела коротышки и скрупулезно записал результаты измерений. От гениталий приходилось отказаться – таким уровнем мастерства Берт не обладал, да и сомневался, что сможет правильно вывернуть и набить. Но это была незначительная потеря, если все остальное удалось бы.

– Сначала изготовлю манекен, – пояснил Берт безмолвному коротышке свои действия. – У меня есть стружки, я их немного увлажню, чтобы придать форму было легче. И каркас из проволоки. У меня очень много проволоки на чердаке. Я несколько вечеров распутывал ее и раскладывал по толщине и цвету. Так рад, что пригодилось.

Он шмыгнул носом, дивясь своей предусмотрительности. Ведь мог выбросить все это, как выбросил старые вещи родителей и сиблингов.

Дальше работа шла молча. Наматывать ткань на каркас, чтобы довольно тонкие пальцы не были проткнуты проволокой, оказалось более трудоемко, чем для животных. Но в конце концов Берт справился и с этим. Он отставил почти готовый манекен в сторону и придвинулся к трупу. Острое лезвие качалось в дюйме от оскаленной посмертной маски, каковой виделась застывшая морда коротышки, но вот он наклонился ниже и, больше не колеблясь, провел скальпелем от шеи до паха.