Оксана Заугольная - Бес порядка [litres]

Конечно, Берт лишь смутно помнил то время, когда предполагалось обойтись без законов вообще. Вроде как человек достаточно высоко поднялся по ступенькам цивилизации и способен сам регулировать права себя и своих близких. Стоило ли говорить, что буквально за несколько месяцев стало понятно, что эта идея не выдерживает никакой критики? Забавно было другое. Пока Город строился, таких сложностей почти не возникало, и администрация Города, тогда представлявшая собой не реальную власть, а лишь наблюдателей и проектировщиков, с облегчением вздохнула, позволяя разойтись статьям с кричащими заголовками на всех языках мира. Уникальный эксперимент шел полным ходом, не встречая на своем пути никаких препятствий. Будущие жители строящегося колосса были космополитичны, доброжелательны к окружению, легко находили общий язык из жестов, ломаного английского и тех слов, что кочевали из языка в язык. Все прения и недовольства словно смыло волной, цвет кожи, возраст, пол и вероисповедание – все это осталось за бортом.

Но это продолжалось лишь до тех пор, пока шло основное строительство. Едва лишь они перестали выживать и начали жить, обзавелись собственными домами, оплели дворы и новенькие дороги коммуникациями, как все то, что разделяло их, вернулось. Стало вдоволь пищи и пресной воды, специальные новейшие климат-контроли избавили Город от перепадов температур и засухи, и жители неожиданно обнаружили, что больше не понимают друг друга. Нет, они по-прежнему могли отстаивать свои мысли на причудливой смеси языков, но этого больше не было достаточно. Дошло до того, что некоторым пришлось поменять район, поселившись ближе к тем, кто казался похожим по духу. Спешно возводились стены и множилось число соцработников, своей комплекцией и хмурым видом напоминающих даже не полицейских, а военных жандармов.

А потом администрация сдалась и сообщила о скором издании свода законов. Кодекса Города. Жители объединились вновь в едином порыве против этих законов, но продолжалось это недолго, и законам предстояло быть. Их писали и целыми сводами вымарывали несколько лет, прежде чем создали то, что теперь почитывал вечерами Берт. Прекрасный образец точно выверенной теории, чистой, безукоризненной и совершенно неработоспособной.

По этой же причине Берт не особо уважал художественные фильмы. Разве что кроме документальных и детективов. В детективах он почти сразу угадывал преступника и остаток фильма наслаждался сбором мелких улик, так неаккуратно набросанных режиссером и сценаристом.

Вот и сейчас он сообразил: будь он на месте легкомысленного Фрэнка, который патрулировал их район чаще прочих, то обязательно бы заметил, что в одном из кварталов неожиданно перестало слышаться щебетание птиц. И кошки стали пугливыми – это уж точно никак нельзя было не заметить. А отсюда недалеко и до неудобных вопросов, доктор будет недоволен, может прописать новые лекарства, а Берт терпеть не мог, когда его считают больным. Одно дело называть себя таковым, но когда это говорят другие – он не мог не злиться.

Конечно, можно ездить по всему Городу, благо он огромен и одинокого человека в транспорте или на улицах никто бы не заметил, но это снова заставило бы Берта выйти за границы своего комфорта, а он давно привык жить с удобствами. Приключения наподобие поездки в районы вроде Северного или Центрального были не для него. Ему хватило и той поездки в магазин Смитсена. Нет уж, должен быть и другой выход.

Так и не придумав ничего стоящего, Берт поплелся с полным тазом тяжелых мокрых штор к реке. Когда у него было ужасное настроение, он всегда позволял внутреннему дикому «я» показаться наружу, и чаще всего это выражалось в стирке на природе. А почему бы, собственно, и нет? Кто-то стреляет из лука, кто-то бегает с перьями на голове или машет дубинкой, а вот он стирает. Предки всех людей стирали прямо у рек, и никакие гринписовцы ему не помешают удовлетворять свои потребности. Равные возможности для всех, помните?

До сих пор он не добрался до берега реки, чтобы привести его в такой же порядок, как сад, и теперь был чрезвычайно удручен этим фактом. Неровно изрезанный берег, на котором в вязкой глине виднелись следы каких-то птиц, а там, где он был круче и ровнее, просто валялся мусор. Пообещав себе взяться за уборку сразу после стирки, Берт подтянул таз к мосткам и с подозрением уставился в воду. Как назло, прямо у мостков располагались заросли тростника, да и на проточную воду, о которой он мечтал, это мало было похоже. Возюкать же чистые шторы в этой стоячей воде не хотелось – мало ли что там могло быть.

Берт вытащил щипцы, которыми придерживал мокрую ткань, когда окунал в слишком горячую или холодную воду, и потыкал под мостки, баламутя со дна ил и песок. Наружу степенно выплыли бутылка из-под лимонада, ярко-красная кроссовка и что-то темное. Берт сильнее забил палкой по воде, создавая волну, когда меж темной… ткани? или клубка водорослей?.. мелькнуло что-то светлое, напоминающее руку.

С трудом сдерживая подступившую тошноту, Берт изловчился уцепить этот весьма увесистый клубок щипцами и подтянуть к берегу, где наконец выкинул его на песок. При более тщательном рассмотрении – Берту трижды пришлось почтить своим вниманием кусты, где дышать в конце концов становилось легче, а рвотные позывы сменялись неприятным бурлением в животе, – он смог все-таки определить, что перед ним труп. Хорошо сохранившийся, не попорченный рыбами или водой, и даже волосы почти не были забиты илом.

Ему сложно было разобраться с самого начала из-за отвращения и обманчиво некрупного размера тела. Потом он сообразил, что этот коротышка был из тех, кого еще называли форточниками, хотя специализировались такие, как он, далеко не только на неплотно прикрытых окнах. Берт не слишком долго раздумывал, чтобы сообразить, откуда под его мостками мог оказаться такой «подарочек»: выше по течению реки находилась территория господина Моретти, территория вечной мерзлоты и всего того, что можно было бы назвать организованной преступностью, не будь это выражение под негласным запретом в Городе. По-видимому, коротышка что-то не поделил с господином Моретти и не сумел привести достаточные аргументы, чтобы остаться среди тех, кому все еще доступна возможность дышать воздухом. Пусть Берт слыл среди родичей и знакомых чудаком не от мира сего, он не был идиотом, не имеющим представления о господине Моретти. Да и о его методах уговоров, а также способах проявить участие или порицание ходило немало слухов. Впрочем, только слухов, свидетелей никогда не оставалось.

Берт оказался в тупике. Можно было вызвать соцработников, или представителей администрации, или хотя бы кого-то из ритуального агентства, а уж те не преминут сами вызвать кого посчитают нужным. Или нет. Тут Берт ступал на зыбкую почву и старался не думать о том, что и как происходит с человеком после смерти. Похороны его родителей прошли для него как в тумане, и он вовсе не рвался вырваться из этого тумана на свет. Но если поступить правильно , тогда придется терпеть шумных грязных типов на своей территории, поить их чаем и давать показания и, вполне вероятно, вскоре самому проделать не такой уж сложный путь безвестного коротышки. А можно просто втихаря закопать труп или хотя бы отпустить его в воду ниже по течению, где заканчивались участки частной собственности и начиналась муниципальная. Оба варианта виделись Берту несовершенными, так что он выбрал третий.