Оксана Заугольная - Бес порядка [litres]

Виктор родился в Городе, хотя правильнее сказать «под ним». Там он и вырос, приняв бразды правления «Глубоко и спокойно» от отца. Немногие жители, особенно из переселенцев, знали, что под землей Город даже больше, чем снаружи. «Город как айсберг, – любил говорить Остакус-старший. – Все самое интересное скрыто под толщей земли».

Виктор не спорил, хотя сам по себе он сомневался, что это и впрямь «самое интересное». Зато он доподлинно знал, как вышло так, что ритуальные услуги, половина больниц и даже церкви находились под землей. Попытка спроектировать город мечты почти сразу столкнулась с проблемами деликатного характера. Толерантность и равноправие всех людей подразумевали и защиту свобод людей от чужих свобод. Как оказалось, чувства граждан оскорбляли самые разные вещи. Религии и многие привычки друг друга, напоминание о смерти, мусор и даже подростки. Подростков удалось отстоять, все остальное же ушло под город.

Как представитель одной из заинтересованных семей, Остакус знал, что со временем волна толерантности докатится и до них. И станет неправильным игнорировать культуру и правила тех, кто не похож на тебя, и смерть как часть жизни тоже найдет свое полноправное место. Но это будет позже. Может, даже не при его внуках. А пока его наследие ютилось в тени, и курьеры ритуальной службы шныряли по Городу, чтобы вовремя оказаться рядом с очередным так внезапно смертным членом общества и помочь его близким пережить утрату, взяв на себя все хлопоты. «Похороны под ключ» – разве не об этом мечтал еще дед Виктора, когда Город только начинал строиться?

Город нуждался в них не меньше, чем в мусорщиках, а знать об их делах хотел и того меньше. И Остакус не собирался слишком подробно делиться с кем-либо тем, насколько расширились обязанности его службы за последние годы. Люди по-прежнему умирают, даже в самом лучшем городе на земле? Эка невидаль! Порой они умирают от неясных или, напротив, слишком однозначных причин и вовсе не в своей постели – об этом лучше никому не знать. Остакус мог бы гордиться собой: он возглавлял одну из двух структур в Городе, которая не облагалась налогом. На эти деньги он обеспечивал спокойствие горожан. В городе, где все равны, любой человек имеет право быть похороненным по всем правилам и в новеньком гробу. Даже если его нашли на свалке в пяти или шести пакетах. Даже если голову не нашли вовсе. Право на достойные похороны это не отменяло. Что же на право на не менее достойную смерть – это было вне компетенции Виктора.

Он мог только вести учет, с которым ему помогал Боб – старый друг его отца. Фотографии и журналы мертвым грузом лежали в архиве, и Остакус лишь воображал, что когда-то покажет их все кому-нибудь, кто спросит. Или хотя бы упомянет о том, что они есть. Эти журналы были как тайные знания: ими не размахиваешь на улице, своей религией ты не делишься с первым встречным.

Со стороны того кабинета, что наверху, раздался пронзительный свист, и Виктор неторопливо убрал бумаги в сейф. Гость грациозно для своих габаритов выскочил из люка и даже сумел устоять на ногах.

– Малыш Гейб, – чуть улыбнулся Остакус. – Какими судьбами? Джованни отпустил тебя повидаться со старым дядюшкой?

– Нет, господин Остакус. – Громила Гейб мялся и смотрел больше себе под ноги. – Дядя сказал, что я увижу вас тут, я к вам с поручением.

Остакус вздохнул. Необходимость пересекаться со вторым, помимо автомобильного, и первым из необлагаемых налогами бизнесом Моретти его действительно удручала. Но работа есть работа, пусть не все в ней одинаково нравится.

– И что же хочет от меня господин Моретти? – осведомился он сухо. – Отчеты? Я выслал их позавчера.

– Да, и отчеты тоже, – Гейб заговорил чуть быстрее, отчего начал путаться в словах и еще больше смутился. Смотреть на великовозрастного племянника Боба было бы забавно, не помни Виктор, кто незримо стоит за мальчуганом. А ведь когда-то он качал Гейба на коленях… Да, все в Городе могли найти работу по вкусу, такое уж это место.

– Отчеты, – чуть подтолкнул Остакус гостя к продолжению разговора. Пресвятая Дева, он же не безработный, чтобы ждать, когда малыш разродится и расскажет, зачем пожаловал!

– Да, отчеты, – еще сильнее покраснел Гейб. – Они не совпадают с тем, что мы… кхм… отправляем. К господину Моретти приходила девчушка из социальной службы, она такая въедливая, что обязательно доберется и до вас.

– Понятно. – Остакусу стало скучно. – Мы решим этот вопрос.

– Нет-нет. – На грубоватом лице Гейба искренний испуг выглядел потешно. – Господин Моретти просил посодействовать девчушке. Она подруга Лилс, ну, вы понимаете.

Остакус откинулся на кресле и задумчиво почесал подбородок. Содействие социальной службе… За пределами Города это назвали бы содействием властям или полиции, но чушь собачья. Они не выходили за пределы Города уже очень давно. И если Моретти ведет свою игру, то Остакус вовсе не собирается ему мешать. В конце концов именно у Моретти монополия в этой неназываемой в черте Города деятельности, а Остакус всего лишь иногда доделывает то, с чем не справляются его головоре… кхм… его кружок по интересам. Кажется, теперь это называется так.

– Передай господину Моретти, что старый Виктор его понял и девчушка не пропадет в наших лабиринтах, – наконец ответил он. – И, Гейб, завязывай уже со своей работой. Выходи на пенсию и устраивайся к нам. Нам тоже нужны хорошие и исполнительные работники.

– Я подумаю, господин Остакус, – окончательно смутился верзила и погромыхал в сторону лифта. Это спуск в подземный офис был не слишком удобным, а вот подъем отличался большим комфортом. Жаль лишь, что не все могли его оценить.

Тот второй опыт простоял недолго. Плохо прикрепленные перья склеились в сплошную массу, а отсутствие копчиковой железы сказалось на внешнем виде птицы, ее хвост все время уродливо опадал вниз. Но Берт не унывал.

С утра после завтрака и мытья кухни он выделял себе четверть часа на штудирование книг на интересующую его тему, а после пятичасового чая упражнялся на практике. Вскоре он заметил, что на свалке птиц стало меньше, да и отравленный хлеб они брали неохотно. Кошки и вовсе прятались при его появлении. Хитрые твари.

Берт заново перемыл все в доме и устроил незапланированную стирку штор, чтобы успокоиться и подумать об этом. Охота на птиц и бродячих кошек пусть и не наказывалась законом, но и не поощрялась. Берт не очень любил законы за их изрядную избыточность, но зато упорядоченность кодекса его грела, и он нередко листал его наравне с книгами по орнитологии или анатомии. В этих трудах было все предельно ясно и не было неизвестно откуда выныривающих героев с безумными поворотами сюжетов. Кодекс Города был еще хорош тем, что включал самое лучшее из законов стран мира, и оттого чтиво выходило весьма увлекательным.