Наталья Солнцева - Ожидай странника в день бури [Золотые нити]

– Все в порядке?

– Да, я уже дома...

Людмилочка обессиленно опустилась на пуфик в прихожей, удивляясь, отчего это собака ее не встречает. Вспомнила, что дети и собака на даче... На ее губах все еще горел поцелуй чужого мужчины... Поцелуй! Был он или не был? Или это она так замечталась?

Она закрыла глаза. Костик, по-видимому, спит. Она отметила тот факт, что ее мужа совершенно не волнует, как она доберется домой в такое позднее время. И почему это волнует какого-то парня, который и знает-то ее всего несколько дней? Она вновь ощутила прикосновение его чуть шершавой щеки, – брился он еще утром, – теплые твердые губы, запах хорошей туалетной воды... Вздохнула. А может быть, ей все показалось?

С этой мыслью она устало поплелась в ванную, потом в постель. Брезгливо посмотрела на храпящего Костика, легла на диване в гостиной и уснула без сновидений...

Утром начался кошмар. Киллера в убитом она решительно не опознала. Не он, и все тут!

– Ты же говоришь, что толком его не видела... – напомнил Влад.

– Толком не видела. Но этот – точно не он. У того лицо другое: умное и страшное.

– Так ведь это покойник, Людмила.

Влад все еще настаивал, хотя знал, что она права.

Сил снова бояться у Людмилочки уже не было, поэтому она решила устроить себе праздник. Вдруг потом убьют и ничего уже не осуществится? Жить надо прямо сейчас, и получать от жизни удовольствие. Завтрашний день может и не наступить. Пусть это звучит театрально – но иногда жизнь поразительно похожа на театр.

– Сегодня я смогу, наконец, надеть свое новое платье?

– Безусловно, дорогая, – Влад засмеялся. – Раз есть новое платье, то его непременно нужно куда-нибудь надеть, и мы это обеспечим.

Вечером она сказала Костику, что идет к Тине на девичник, чем несказанно его обрадовала. Теперь он сможет валяться у телевизора, потягивая пиво и закусывая сосисками, – прямо на диване. Она так явственно прочитала это у него в глазах, что невольно скривилась. Все угрызения совести моментально улетучились, и она с легким сердцем спорхнула по лестнице.

Вишневый «форд» Влада ждал ее в соседнем дворе...

Человек в черном несколько раз просыпался и снова засыпал. Сон его был тревожен и чуток. Привычка спать днем вырабатывалась годами. Необходимо было как-то отдыхать, восстанавливаться после ночных бдений. Он любил работать ночами, сливаясь с темнотой, растворяясь в ней. Ночью он чувствовал себя хозяином города, а днем – гостем. Если того требовали обстоятельства дела, он прекрасно управлялся и среди бела дня, – но ночью все было восхитительно и волшебно, как в сказке. Ночью тьма окутывала землю, и он чувствовал себя гением тьмы, всемогущим и неуловимым...

Он мог подолгу обходиться без нормального сна, но время от времени приходилось отдавать дань природе человеческого организма. В этот раз он смог себе позволить использовать ночные часы так же, как их использовали все обычные люди.

Ему снилась Евлалия, ее пронзительные глаза под черной вуалью, – она заламывала тонкие руки, требуя от него чего-то с непонятной настойчивостью... Плотно сдвигались тяжелые половинки занавеса, закрывая от жадных взглядов ее распростертое на досках сцены прекрасное тело... Неистовствовала, вскакивая со своих мест, возбужденная публика, – крики, стенания, плач сменялись вдруг мертвящей тишиной. И в этой тишине раздавался ее грудной загадочный смех, переходил в истерику, захлебывался и обрывался внезапно... Охапки цветов летели на сцену. И вот уже цветы, – гора цветов, – на могильной земле... на кладбищенской ограде каркают вороны...

Он просыпался, весь в холодном поту, тяжело дышал... Веки снова смежались, и снова пленительная улыбка оперной дивы сводила с ума... высоко вздымался роскошный бюст... соблазнительно показывалась из-под платья изящная маленькая ножка в атласной туфельке...

Гвардейский офицер стрелял из пистолета, вспугивая красногрудых снегирей. Пороховой дым струился в морозном воздухе... тяжело падал поверженный противник, обильно окрашивая кровью белый снег, бежали секунданты, прядали ушами лошади...

Проснувшись в очередной раз, человек увидел, что наступило утро. Солнечные зайчики на стенах и потолке показались нереальными после бредово-горячечного сна. Пошатываясь, он прошел в ванную, долго плескал в лицо холодной водой. Легче не становилось. Тупая боль в висках и затылке изматывала его.

Он вернулся в комнату и сел в кресло, запрокинув голову. Девушка-стрелок натягивала тетиву и... Дьявол! Так он снова ничего не придумает – будет бесконечно любоваться ее стойкой, луком, который словно прирос к ее рукам...

Он не может допустить, чтобы все повторилось снова – мертвое тело, запах увядающих цветов и расплавленного воска, сизые цвета траура, черные комья земли, летящие на крышку гроба...

Он застонал, сжимая руками голову, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Евлалия, весна моя, этого с тобой больше никогда не случится!..

Он принял решение. Теперь оставалось только правильно все сделать, чтобы и самому не пострадать, и ее спасти.

Он побрился, переоделся, позавтракал, надел темные очки и вышел из дома...

Тина и Сиур возвращались в Москву. Солнце вставало над верхушками елей. Упруго ложилась под колеса темная лента шоссе.

– Когда мы забирали бумаги, я оставил на двери твоей квартиры специальную метку...

– Зачем?

– Чтобы проверить, заходил кто-то или нет?

Она удивленно уставилась на него.

– Ты думаешь...

– Влад сегодня заезжал туда. Вот и обнаружил, что... словом, метка сработала. В квартире кто-то побывал. Не догадываешься кто?

Тина промолчала. Ей не хотелось ни о чем догадываться. Кто-то входил в ее квартиру.

– Может, искали Будду? Или...

Она ощущала себя как бы в двух мирах: оба дышали опасностью и смертью. Но третий мир – ее и этого мужчины, который сидит за рулем, – был прекрасен, вечен и существовал независимо не только от остальных двух, но и вообще от всего, чего угодно. Он, словно щит, стоял между ней и страхом. Между ней и болью. Между ней и злом.

– Я больше не боюсь...

Сиур подумал, что она, пожалуй, права. Страх еще никого ни от чего не спас.

– Заедем к тебе? Посмотрим, что там делается. Не пропало ли чего?

– Хорошо...

– Потом все вместе съездим куда-нибудь, развеемся. Ты хоть раз бывала в казино? Или в ночном клубе?

– Ночные клубы – это разврат.

Сиур засмеялся. Он представил себе подобную фразу в устах Веры. Да ни в жизнь! Она тщательно следила за тем, чтобы не показаться смешной. Ни при каких обстоятельствах. Особенно в обществе. Она могла часами молчать и курить, лишь бы не брякнуть что-либо невпопад. Мнение других – вот истукан, которому она молилась. Бедная Вера...