Тата Орлова - Путеводная звезда

- Алексей Степанович… - весьма неаристократично всхлипнув, шевельнулась я.

Невысказанную просьбу он выполнил мгновенно. Отстранился, чуть смущенно посмотрел, как если бы просил простить за излишнюю порывистость, потом перевел взгляд на Ивана, который стоял у меня за спиной.

Обернувшись – граф был в явном замешательстве, увидела, как по лицу его помощника стекает одинокая слеза….

Это было выше моих сил! Двое мужчин… воинов, не раз смотревших в глаза смерти….

Для одного Георгий был едва ли не сыном, для другого….

Какие именно чувства испытывал к моему мужу Иван, мне известно не было, но я не раз слышала, с каким почтением говорил Георгий о бывшем денщике графа Горина.

- Вы ведь позаботитесь о нашей дочери и Владиславе? – с трудом совладав с голосом, который норовил сорваться на сип, спросила я у Алексея Степановича, пытаясь помочь и себе и им справиться с волнением.

- Я еще ничего не решил, - качнул он головой. Когда я попыталась возразить, вновь повел головой из стороны в сторону: - Дайте мне два дня. Если обстоятельства не изменятся….

Мы оба понимали, что вряд ли это произойдет, но… если ему было так легче….

- Вы позволите мне прочесть письма князя Изверева? – судорожно вздохнув – меня еще слегка колотило от испытанных эмоций, спросила я, посчитав, что эту задержку можно использовать себе на пользу.

Граф и Иван переглянулись….

- Да, - твердо произнес Горин. – Я принесу.

Настаивать на том, чтобы получить их немедленно, я не стала, предположив, что бумаги находятся в тайнике, раскрывать который он не хотел:

- Хорошо, - утомленно улыбнувшись, кивнула я. – Тогда… - взгляд скользнул по полу, по листу бумаги, пытавшемуся определить мою судьбу…. На глаза вновь навернулись слезы, но на этот раз я справилась, не позволив слабости взять надо мной верх. – Я буду в саду, с дочерью, - решительно закончила я и, надеясь, что покину кабинет графа до того, как закончится моя выдержка, направилась к двери.

Останавливать меня никто не стал….

К лучшему….

Решимость покинула, стоило мне только выйти из кабинета графа, но вернулась боль, которую там, стоя напротив двух мужчин, я пыталась усмирить яростью.

Мой муж…. Отец моей дочери!

Насколько Георгий был мне дорог, я поняла только теперь. Потеряв….

Догадываясь, что ещё мгновение, и я разрыдаюсь от жалости к самой себе, быстрым шагом направилась в детскую. Алена была единственным человечком, способным заставить меня собраться, не упасть духом. Ради неё я вынесла тяготы пути сюда, ради неё….

На что я ещё способна ради неё, мне только предстояло узнать.

Забрав у Катерины накормленную и оттого довольную жизнью дочь, вышла вместе с ней в сад. Владислав, крутившийся рядом с кухней – уже успел обаять местных женщин своей непосредственностью, увидев меня в окно, догнал и, спросив разрешения, пристроился рядом.

Разговаривать желания не было – в голове роилось множество мыслей, не давая сосредоточиться, но не прошло и получаса, как я пусть и не весело, но вполне искренне улыбалась, слушая истории из его детства.

Был он непоседой и шкодником, но не от злости или паскудности, от озорства и нежелания предаваться унынию ни при каких обстоятельствах. А ещё он умел оценивать происходящее вокруг него с какой-то взрослой разумностью, которое редко свойственно его возрасту.

Общение с Владиславом совершенно неожиданно для меня вернуло самообладание, позволив притушить эмоции и более здраво оценить ситуацию, признав, что выглядит она еще более драматично, чем воспринималась мною раньше.

Подобное письмо от Ксандра – фактически, признание вины Георгия. Даже если что-то и будет сделано, то вряд ли с целью восстановить честное имя, скорее уж, найти весомые доказательства его предательства.

А ещё барон Метельский, все поступки которого говорили об имеющейся поддержке со стороны императорского рода. И отряд гвардии, который он вряд ли использовал в погоне за мной, не имея на то особого разрешения. И осторожность, с которой предпочёл решать проблемы Трофим, занимающий в Канцелярии розыскных дел весьма высокую должность мага-дознавателя. И граф Горин, который, узнав об обыске в доме Орловых, выехал нам навстречу, не догадываясь – точно зная о поджидавших нас сложностях.

Все эти факты говорили сами за себя, заставляя увериться в правильности собственного решения.

Кто, если не я?! Его жена!

Понимания, насколько не готова следовать сделанному выбору, это не отменяло. Как и ужаса перед будущим, которое теперь зависело только от меня. И от Заступницы, на милость которой так хотелось рассчитывать.

А еще были рассказы бабушки о прошлом, которые в детстве воспринимались сказками. Не все сохранилось в памяти ясно и отчётливо, многое просто отдавалось в душе то страхом, то восторгом, но одна за много лет так и не забылась.

Княгиня Екатерина Лазариди. Дочь графа Суворова и супруга принявшего подданство Вероссии князя Лазариди, сына одного из старших князей Ритолии, прекратившего длившуюся более десяти лет войну между двумя государствами и преданного новой родиной.

На эшафот она взошла вместе с мужем, отказавшись отречься от супруга, сохранив жизнь и себе, и ребёнку.

Рассказывая ту историю, бабушка не возвеличивала её поступок, но и не осуждала, всего лишь сказав, что когда обстоятельства выше нас, когда Заступница подводит к краю, простых решений не бывает.

В этом, как и во многом другом, она оказалась права. Мне очень хотелось закрыть глаза и, проснувшись, вновь оказаться в той беззаботности, которой, как теперь стало ясно, были наполнены последние полтора года моей жизни.

- Вы позволите? – Алексей Степанович остановился на ступеньке беседки, в которой я устроилась.

Аленка уснула, мило сопя у меня на руках, Владиславу надоело просто гулять по тропинкам сада, и он умчался к новым друзьям, а я, найдя уютное местечко, присела на лавочку, наслаждаясь умиротворенной тишиной и игрой солнечных лучей, пробивавшихся сквозь молодую листву и рисовавших на деревянном полу замысловатые узоры.

- Да, конечно, - качнув Аленку, кивнула я ему на скамейку напротив. – Будете меня отговаривать? – не позволив себе ни одной лишней эмоции, спросила я, когда он последовал моей предложению.

- Нет, - он твердо посмотрел на меня, - но напомню о моей просьбе обождать с окончательным решением пару дней.

- Я не забыла, - кивнула я, поймав брошенный им на Аленку взгляд.

Было в нем что-то… удивительно трепетное, идущее из глубины души. Нежность, бережность, трогательная забота, подспудное желание защитить….

Трофим, Иван, а теперь и граф Горин…. В каждом из них я замечала вот это благоговение, с которым они смотрели на кроху. Сильные мужчины, воины, для которых в этом непростом мире осталось что-то святое, делавшее их мягче, добавлявшее их образу щемящей трогательности.