Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

Это осознание громоздилось в его мозгу, как валун посреди гостиной, и его мыслям необходимо было как-то переползти через него и лишь потом двигаться куда-то еще.

Он отнес свою новую и почти невыносимую личность вниз, где чернокожая старушка приготовила ему еду другого рода, нежели пряная оленина, которая уже превратилась в уголья в жаровне наверху. Мамаша Плезант поставила перед ним на кухонном столе сочного горячего лосося, прямо с хвостом и головой с запавшими глазами; он жадно терзал рыбину вилкой и совал большие куски в рот, и хотя эта еда не притупляла воспоминаний, она оживляла его, заставляла чувствовать себя невероятно отдохнувшим и сильным.

А еще во время еды он узнал немало нового.

Мамаша Плезант с явной симпатией рассказала ему свою собственную историю – и в этом невозможном доме, в этот день крушения надежд Кути обнаружил, что у него не осталось способностей к неверию.

Она рассказала, что родилась рабыней в Атланте зимой 1815 года и ее мать была королевой вуду из Санто-Доминго. Когда Мэри-Эллен исполнилось десять, ее продали купцу, который поселил ее в новоорлеанский монастырь урсулинок, чтобы монахини воспитали ее, – но католический монастырь не сочетался с планом, который бог выстроил для нее. Купец вскоре умер, и ее определили в служанки к женщине, владевшей текстильной и посудной лавкой далеко на севере, в Новой Англии, на острове Нантакет.

В те дни в Новой Англии появился новый сорт винограда, практически тайно ввезенный на трансатлантических шхунах и выращивавшийся в американских оранжереях. Великие старинные европейские виноградники в Лангедоке и на юге Франции уже начали гибнуть от какой-то ужасной болезни, но в Америке новый заморский сорт процветал прямо-таки агрессивно. Его называли по-разному – «черным ломбардским», и «черным Святого Петра», но в 1830 году в Линнеевском ботаническом саду на Лонг-Айленде его предварительно окрестили «черным зинфанделем».

На Нантакете с его суровыми зимами юная Мэри-Эллен отказалась от карибского верования вуду, которое переняла от матери, и перенесла свою преданность на более древнего бога – дикого покровителя леса и плюща. Еще подростком она научилась привязывать полоски сосновой коры к подошвам обуви, чтобы маскировать свои следы, когда воровала фрукты с соседних ферм по ночам, и ее поймали лишь однажды, когда она попыталась применить этот трюк, чтобы украсть орешки экзотического бразильского арахиса.

Хозяйка научила служанку делать и разливать новое вино, а когда Мэри-Эллен сравнялось двадцать четыре (она все еще оставалась девственницей), в магазине случился пожар, и он сгорел, и хозяйка умерла от потрясения (или, возможно, страха), слишком пристально всматриваясь в высокие, привольно пляшущие языки пламени. Мэри-Эллен унаследовала сотни бутылок, которые, вопреки всякой вероятности, не пострадали.

Новый сорт вина именовался также pagadebiti , что по-итальянски означает «плательщик долга», и Мэри-Эллен понимала, что в нем к ней пришел бог и что он щедро возложил на нее обязанность выпить это вино и стать его американской Ариадной, спасенной им от одинокого прозябания на мрачном острове. Она знала, что этим богом был Дионис и что он предлагал взять на себя все ее долги, прошлые и будущие, в обмен на ее персональную волю.

Но ее воля взяла верх – она продала вино за постыдную цену местному импортеру, которому требовалось забыть множество преступлений, совершенных за долгую жизнь.

В том же 1840 году в Америку иммигрировал венгр по имени Агостон Харасти, который в 1848 году в Сан-Диего принял тайный титул короля американского Запада – первым из королей Нового Света, но Мэри-Эллен сочла себя негодной в его королевы, и поэтому его царствованию предстояло оказаться шатким и неудачливым.

Чтобы спрятаться надежнее, она прошла официальный обряд крещения в католичество, а потом вышла замуж за хозяина табачной плантации в Чарльз-тауне, штат Вирджиния. Она отравила его мышьяком и вскоре после этого вышла замуж за надсмотрщика плантации, чтобы освященным образом заполучить фамилию этого случайно подвернувшегося человека: Плейссанс, которая произошла от французского plaisant – шут, шутник. Это имя фактически само по себе являлось пестрой маской.

Со своим вторым мужем она вернулась в Новый Орлеан. Выдававшая себя за католичку, Мэри-Эллен в эти дни мало походила на девочку, бегавшую когда-то по залам монастыря урсулинок в муслиновом платье и сандалиях, подвязанных лентами, – она взялась за кровавую практику настоящего вуду, под опекой небезызвестной Мари Лаво, которая пристроила Мэри-Эллен на высокооплачиваемую должность поварихи в имении плантатора в близлежащем Байу-Сент-Джон.

Мэри-Эллен была искренней и пылкой поборницей аболиционизма и использовала свое привилегированное положение для налаживания контактов с рабами-неграми по всем окрестностям Нового Орлеана; ей удалось посредством «подземной железной дороги» [16] The Underground Railroad – обозначение тайной системы, применявшейся в США для организации побегов и переброски негров-рабов из рабовладельческих штатов Юга на Север. Действовала вплоть до начала Гражданской войны в США в 1861 году. вытащить на свободу такое их множество, что власти начали разыскивать светловолосую негритянку, которая, похоже, всегда каким-то образом принимала участие в побегах, – и эту женщину, крадущую рабов, весьма точно описали как высокую и худую, с глазами разного цвета.

Поэтому однажды ночью Мэри-Эллен пришлось сбежать, оставив в постели вместо себя валик из одеял, задрапированный в ее ночную рубашку и прикрытый с одного конца париком. Мари Лаво купила ей билет на пароход до Сан-Франциско в обход мыса Горн.

Мэри-Эллен попала в Сан-Франциско 7 апреля 1852 года – но уже через несколько месяцев туда прибыл и Агостон Харасти собственной персоной, чтобы основать свое королевство в близлежащей Сономе, и конечно, он привез с собой черенки винограда, предназначенного богом для Нового Света, который к тому времени уже возделывался в районе Залива и был известен под названием «зинфандель».

И все равно бог так или иначе простил бы ее – но она взбунтовалась против него.

Она быстро добилась славы повара, способного восхитить любого гурмана, подавала каджунские pirogis, remoulade из креветок и экзотическую пряную jambalaya сан-францисским банкирам и торговцам золотом, поддерживала связи с беглыми рабами и находила для них работу в богатых семьях, а потом использовала своих ставленников как шпионов для сбора ценных сведений о скандалах, убийствах, незаконнорожденных детях, растратах, абортах. Вскоре она стала хозяйкой нескольких прачечных, но настоящим источником ее дохода был шантаж.