Уна Харт - Дикая Охота [litres]

Голод бежал впереди, его красные уши болтались на ветру, как сигнальные флажки. Пес радостно хватал зубами снежинки и кувыркался в вихрях, захлебываясь счастливым лаем. «Хоть кому-то весело», – подумала Грейс, отпустив поводья. Править не было нужды – лошадь сама приведет ее туда, откуда зовут.

Когда город с его укрытыми снегом крышами закончился, внизу замельтешили острые колья елей. Прямо над головами охотников пролетела, расправив широкие крылья, припозднившаяся сова. Где-то шелохнулся голый куст, под которым прятался кролик. Ветки дергались от беличьих скачков. Зимний лес кажется спящим только тем, кто смотрит на него с земли. Сверху было видно, как он дрожит, вибрирует, дышит.

На горизонте тем временем уже появились другие всадники. У ног лошадей беспорядочной черно-красной, зубастой и мохнатой горой клубились псы. Рогатый наездник возвышался над остальными. Он вскинул обтянутую перчаткой руку в приветственном жесте, и Грейс успела помахать ему в ответ, прежде чем влиться в толпу охотников.

Внизу на узкой полянке, прижатой к скале, стояли трое. При виде одного из них злость всколыхнулась в девушке с новой силой, как будто кто-то открыл внутри кран с огнем. Томас поднял лицо и прикрыл от метели глаза рукой. Вивиан застыла напротив, холодная, неподвижная, готовая в любой момент схватить брата и швырнуть его под копыта Дикой Охоте.

От конских ног снег взлетел вверх, будто великан дунул на пыль. Когда лошадь приземлилась, Грейс встряхнуло. Она оказалась зажатой между Анвеном и Ухтредом, которые приветствовали ее сухими кивками. Зато Диан Кехт отстал, наверное, чтобы не мелькать перед глазами. Тем лучше! Его присутствие отвлекало и раздражало. Она шевельнула пятками, чтобы вывести кобылу вперед.

Охота собралась почти в полном составе. Голова Александра подмигнула приятельнице с седла Фрагана. Не хватало только Дайре, хотя обычно его латексное облачение выделялось на фоне туник и сапог. Но сейчас, сколько бы Грейс ни искала глазами привычный развратно-плывущий взгляд или черные круглые очки, ничего не находила. Не мог же он простыть или что-нибудь в этом роде…

Ладно, это неважно. Сейчас не до того.

Ее лошадь остановилась так близко от Вивиан, что та, поворачиваясь, едва не задела кобылу плечом. Грейс ожидала увидеть на лице тетки недоумение, страх, нерешительность… Но та расплылась в самодовольной ухмылке хищницы, прижавшей лапой жертву. В ее глазах горело торжество.

«Вы знаете все «за» и «против». Восстановите правду там, где ей должно быть. Покарайте того, кто заслужил наказание».

Голос Вивиан отдавался в голове племянницы, как в каменном гроте: усиливался и играл отзвуками. Стало жарко. Посреди Охоты воздух всегда нагревался.

– Значит, это ты позвала нас?

Грейс и сама не знала, откуда взялось это загадочное «нас», когда ее «я» перетекло в «мы», в какой конкретно момент она слилась с этим многоруким и многоногим зверем и почему чувствует странное удовлетворение от этой общности. Просто ее губы сами собой разомкнулись, и из них зазвучали чужие слова.

– Да, я, – подтвердила Вивиан незнакомым глухим голосом.

– О чем ты просишь?

– О мести за убийство моего отца.

– Что ты готова дать взамен?

У Грейс возникло странное чувство, словно их разговор проходит в другой реальности. Как будто кто-то взял огромный нож и отрезал, как кусок пирога, ту часть мира, где на заснеженной поляне они с теткой стояли друг напротив друга.

Сама она все еще была собой: обычной семнадцатилетней девушкой, которая не ест мяса, любит браслеты и талисманы, хочет стать врачом и мечтает освободить свою мать из плена чужого тела. Но одновременно в ней действовала и говорила иная Грейс. Так чувствует себя человек, выходящий на сцену: он помнит, кто он такой, но перевоплощается в другого.

Вивиан помедлила с ответом. Охота терпеливо ждала.

– Я отдам свой глаз.

Ветер подхватил ее слова и передал каждому, кому нужно было это услышать.

У Грейс пересохло во рту. Она сняла шапку, позволив ветру охладить вспотевшую голову и растрепать кудри. Затем расстегнула куртку и сдернула с шеи шарф, оттягивая момент, когда придется заговорить. Вокруг слабо позвякивали трензели, лошади вздыхали и всхрапывали.

Больше всего Грейс надеялась, что кто-нибудь примет решение за нее и скажет: «Ладно, хорошо, давай сюда свой глаз», а еще лучше: «Да брось, мы сделаем тебе скидку». Но на Дикой Охоте не бывает скидок. Рогатый всадник с черным провалом вместо лица повернулся к ней и протянул руку ладонью вверх. Девушка уже видела этот жест раньше: предводитель никогда не принимал решение сам, всегда поручал кому-то. Значит, говорить придется ей.

Грейс не нужно было спрашивать у Вивиан, какой глаз она имеет в виду. Ясно было, что речь идет о волшебном подарке троллей, бесценном пропуске в «зазеркалье». Что же, все условия соблюдены, цена названа, цель указана…

Краем глаза она заметила, как Томас попятился, проваливаясь в снег. Он медленно отступал, стараясь двигаться незаметно и цепляясь за деревья, чтобы не потерять равновесие. Но это было неважно. Как бы далеко он ни ушел, Охота окажется быстрее.

Однако загвоздка заключалась в том, что внутри добычи все еще была заперта ее мать. Как схватить преступника и не навредить ей? Возможно ли это вообще?

Грейс прикрыла глаза. Лора не захотела бы жить так вечно. Она ни за что не смирилась бы с клеткой из чужой воли. Значит, чему быть, того не миновать…

– Плата принята. Начинаем Охоту.

Грейс откуда-то знала, что поймать Томаса будет непросто. Он ушел совсем недалеко, но стоило коням сорваться в галоп, а собакам поймать шлейф его запаха, как силуэт жертвы исчез между деревьями.

Псы неслись перед лошадьми, набирая скорость. Грейс ощущала движение Охоты всей кожей, как будто кто-то колол ее крошечными иголочками. Лес вокруг пробуждался, с громким криком с веток срывались сороки, предупреждая зверей, чтобы держались подальше. Зато на улюлюканье всадников со всех сторон слетались вороны – любители поживиться за чужой счет.

Кони шли легким галопом, перекатами, похожими на прыжки дельфинов перед носом корабля. Уши скакунов чутко шевелились в ответ на звуки. Перед Грейс мчался Анвен, низко пригнувшись к шее лошади. Своим нечеловеческим нюхом он улавливал запах добычи так же хорошо, как животные.

Карах тянулся вверх, стараясь разглядеть Томаса над головами других охотников. В одной руке золотоволосый держал копье, прижимая его к конскому боку, чтобы никого не задеть, а второй правил жеребцом, сидя верхом так, словно врос в седло. Следом несся Фраган, одетый в черное. Ткань его облачения почти сливалась по цвету с кожей, а та – с лоснящейся лошадиной шкурой. Именно к его луке была привязана голова Александра, который щурил глаза, но с такой высоты почти ничего не мог рассмотреть. Ему не хватало шеи, чтобы попытаться выглянуть между скачущими впереди всадниками.