Тим Пауэрс - Последние дни. Том 1 [litres]

– Не сомневаюсь, что это была она. Он может усваивать мертвые души, как пылесос, а ведь вы сидели рядом с ним. – Она взглянула на распахнутую дверь и снова перевела взгляд на Кокрена. – Вы, пожалуй, идите. У меня тут не предусмотрен прием гостей.

Он сумел кивнуть и выпрямиться, хотя ощущал себя растерянным куда сильнее, чем в тот момент, когда вошел. А когда он повернулся к двери, Пламтри тихо сказала ему в спину:

– Я люблю вас, Сид.

Он застыл, почти с ужасом осознав, что хочет сказать ей то же самое. Это было просто невозможно: он познакомился с этой женщиной всего несколько часов назад, и она, похоже, была по-настоящему сумасшедшей – хотя это, пожалуй, было единственным, что их как-то связывало. «А ведь Нина умерла всего десять дней назад , и ее призрак мог…»

Он выкинул из головы эту мысль – по крайней мере пока что.

– Друзья называют меня Костылем, – сказал он, не оборачиваясь, а потом, как ни хотелось сказать что-то еще, он ограничился тем, что пробормотал: – Я такой же сумасшедший, как и вы, – и поспешно вышел из комнаты.

На рассвете Пламтри разбудили, воткнув ей в вену локтевого сгиба иглу (сильнодействующее сочетание мидазолама с валиумом), после чего ее хватило лишь на то, чтобы секунд десять в очумении бранить и проклинать Арментроута и двух медсестер и тщетно рваться из крепких парусиновых вязок, а затем она потеряла сознание. После того как сестры сняли с ее бицепса резиновый жгут и развязали вязки, Арментроут нагнулся, взял двумя руками распухшую кисть спящей, помял пальцами пястные кости и ощупал кончиками пальцев костяшки фаланг, после чего осторожно, чуть ли не ласково, поднял обмякшее женское тело и положил на каталку.

Кабинет ЭШТ находился на другой стороне здания, и Арментроут по пути с удовольствием отметил, что лампы в коридорах, по которым везли Пламтри, не мигали, когда мимо них проезжала коляска. Одна из сестер придерживала на лице Пламтри резиновую маску для дыхания и на ходу ритмично сдавливала присоединенный к ней черный мешок, поддерживая слабое дыхание пациентки, впавшей в коматозное состояние.

В залитой люминесцентным светом процедурной поджидал медбрат-анестезист, бородатый молодой человек, с которым Арментроуту уже много раз доводилось работать; он прислонился к шкафу и откровенно пялился, как сестры спустили до колен джинсы Пламтри, а потом, расстегнув блузку, подняли больную в сидячее положение, чтобы раздеть ее до пояса. Арментроут позволил себе лишь беглый взгляд – пока – на бледные груди Пламтри, когда сестры сняли с нее бюстгальтер. А когда они уложили пациентку, тщательно подложив ей под голову специальную подушку, анестезист шагнул вперед.

– Что у нее с рукой? – спросил он, надевая манжету для измерения давления, и, ловко вогнав иглу внутривенного катетера в тыльную сторону ушибленной ладони, закрепил ее лейкопластырем. В трубочке капельницы всплыла облачком капля крови, которая тут же исчезла, когда он приоткрыл клапан.

– Стукнула одного парня, – коротко ответил Арментроут. – Сама обошлась без повреждений, только ушиб мягких тканей.

– Надеюсь, он не слишком разозлился – она-то сейчас забудет об этом. – Он прицепил к указательному пальцу правой руки Пламтри пульсоксиметр, которому предстояло отслеживать уровень кислорода в крови, просвечивая палец ярким белым светом, и мониторить изменения рубиново-красного цвета плоти.

– Парень своего собственного имени не помнит, – рассеянно бросила одна из медсестер, присоединяя провода к пластмассовым дискам электродов ЭКГ. Она приладила электроды к плечам и бедрам Пламтри, а потом налепила их пациентке вокруг левой груди.

– Искусственное дыхание! – рявкнул Арментроут.

Анестезист послушно открыл рот Пламтри, ввел ей в горло стальной клинок ларингоскопа и пропустил сквозь него пластиковую трубку с закругленным окончанием, и, когда трубка проникла сквозь верхний пищеводный сфинктер, аппарат ИВЛ запыхтел и зачавкал, загоняя кислород в легкие.

– И надуйте манжету, – продолжал распоряжаться Арментроут, – пора пускать сукцинилхолин. – Арментроут наклонился к голове Пламтри и, раздвигая белокурые волосы, втыкал в кожу крохотные иголочки электроэнцефалографических электродов, которые должны были фиксировать активность мозговых волн.

Под действием сукцинилхолина опутанное проводами полуобнаженное тело Пламтри задергалось, а потом полностью расслабилось – Арментроут знал, что двигательные нервы скелетных мышц расслабились, подвергшись деполяризации, и теперь легкие растягивались только благодаря усилиям ИВЛ.

Медсестра наклонилась над бесчувственной женщиной и, надев на эндотрахиальную трубку резиновый загубник, вставила его между челюстями Пламтри.

Затем Арментроут нанес токопроводящий гель на стальные диски, куда будет подан ток, и осторожно установил их на виски Пламтри – он намеревался провести полноценную двустороннюю процедуру с прямоугольным волновым импульсом, а не какую-нибудь половинчатую одностороннюю ерунду, при которой один из дисков укрепляется на лбу. Арментроут знал, что ей это не повредит: он сам прошел через цикл лечения двусторонней электросудорожной терапией в возрасте семнадцати лет, после смерти матери.

– Идет низкое напряжение, – сообщила медсестра, наблюдавшая за электроэнцефалограммой. – Ха!.. И прерывистые сонные веретена приблизительно на четырнадцати герцах.

– Это я предвидел, – сказал Арментроут, не глядя на анестезиста. – Если мы тут зашумим, вы увидите и двухфазный сигнал. – Он посмотрел на часы: с начала вливания расслабляющего мускулы сукцинилхолина прошло две полные минуты. – В стороны! – скомандовал он, и все отошли от утыканного электродами тела Пламтри. Арментроут позволил глазам на миг задержаться на обнаженной груди, на отвердевших от прохладного воздуха сосках и на светлых лобковых волосах, видневшихся из-под резинки приспущенных трусиков с вышитой надписью «ВТОРНИК», а потом повернул верньер на пластиковом корпусе прибора к значению двести пятьдесят джоулей, глубоко вздохнул и щелкнул тумблером.

Левая рука Пламтри дернулась, и пальцы сжались в кулак, потому что туго накачанная манжета тонометра не позволила миорелаксанту пройти по кровотоку в предплечье и кисть.

– Полный хаос, – спокойно сказала медсестра, следившая за электроэнцефалографом. На экране активность мозга Пламтри представала лесом разнокалиберных пиков. – Десятка по шкале Рихтера.