Тим Пауэрс - Последние дни. Том 1 [litres]

– После разряда кто-то на десять секунд выдал отключение монитора, – продолжил Арментроут, не получив от Пламтри ответа немедленно. – Мы прикатили в процедурную «тачку Ватерлоо», но ваше сердце заработало прежде, чем мы успели развернуть «весла». – Он улыбался, но отчетливо сознавал, что все еще не отошел от потрясения случившимся, поскольку он не собирался употреблять жаргонного названия «тачка Ватерлоо». Слово «Ватерлоо» действительно было торговой маркой разного больничного оборудования, в том числе и неотложного реанимационного комплекта с электродефибриллятором; нынешнее происшествие вполне могло бы оказаться его Ватерлоо, если бы об этом услышал идеалист Филип Мьюр в случае смерти Пламтри во время сеанса ЭСТ, проводимого по фальшивому разрешению, с человеком, который находится здесь всего лишь под временной опекой. Впрочем, Мьюр и так взбесился бы, потому что ЭСТ не считается показанной при диссоциативном расстройстве идентичности… или синдроме множественной личности, как предпочитает говорить Мьюр.

И Арментроут больше не может делать вид, будто не знает, что у нее расщепление личности: ЭСТ разделила ее личности, как молот дробит глыбу сланца на мелкие отдельные пласты. Арментроуту оставалось сожалеть, что это получилось слишком явно, хотя не исключено, что эти личности успеют вновь слиться воедино до того, как она встретится завтра с Мьюром.

– Валори, – сказала женщина, лежавшая в кровати. – В невыносимом положении она всегда выходит вперед. А Коди оказалась застигнута врасплох.

– И кто же вы ?

– Я Дженис. – Она улыбнулась ему, и в тусклом свете лампы ее зрачки не казались сильно расширенными или суженными.

– И сколько вас там?

– Доктор, я правда не знаю. Некоторые не очень-то развиты или существуют только ради какой-то одной цели… Как же он себя называл?… «Бес Флибертиджиббет»! Ну и имечко! Уверяет, что оно из Шекспира. У него же есть пьеса «Лия», да? Он все твердит, что он шекспировский персонаж. Я… я не хочу говорить о нем, мы выпускаем его, когда приходится драться, защищая свою жизнь. Из-за него у нас зубы болят, как будто на них поставили брекеты, и идет кровь из носа. Нет, не хочу говорить о нем. – Она поежилась и добавила с кривой усмешкой: – Мы ведь словно домик в сказке о Белоснежке, полный гномов, где каждый занимается своим делом, пока отравленная девушка спит. Я когда-то в школе подписывала иногда свои тетрадки: Ева-Белоснежка.

– Белоснежка, Ева… Вы, наверно, смотрели кино «Три лица Евы»? Или книгу читали?

Она покачала головой:

– Нет. И даже не слышала никогда.

– Хм-м… Вот так-так! И, значит, один из вас мужчина?

Она заморгала – и Арментроут почувствовал, что волосы на его предплечьях встали дыбом, потому что лицо женщины резко изменилось: мускулы под кожей перегруппировались, рот сделался шире, а глаза, наоборот, сузились.

– Валори говорит, что вы раздели меня догола, – сказала она без всякого выражения. – Мне бы насрать, но ведь вы же натуральный педик. Что вы мне всобачили?

– Коди… – произнес Арментроут приветливым и одновременно предостерегающим тоном, очень жалея, что Пламтри не привязана к кровати. Она поразительно быстро пришла в себя после сукцинилхолина и, похоже, не ощущала заторможенности и несвязанности мыслей, обычных для пациентов после ЭСТ по меньшей мере до конца дня.

– К вопросу о «всобачили», – как можно непринужденнее продолжил он, – это ведь вы вчера вечером ударили Лонг-Джона Бича, правда, Коди?

– Даже и не знаю. Возможно. – Лоб Пламтри густо покрылся каплями пота, она щурила глаза. – Это случилось, когда я оказалась голая? Он, наверно, сам напросился, у него ведь есть еще шаловливая призрачная ручонка вдобавок к той, что из плоти и крови. А еще я видела того, другого парня (Кокошку, да?), и мне не нравится родинка у него на руке. Здесь вообще полно ловких ручонок, а ваше заведение просто гнилой притон.

Она дышала открытым ртом, была очень бледна и в целом выглядела так, будто была с тяжелого похмелья, и Арментроуту пришло в голову, что личность Дженис оказалась незатронутой, потому что электрошоковую процедуру применили к Коди. Именно Коди показала ему средний палец. Прошло десять секунд, и управление взяла на себя Валори, которая лучше всего справляется с «невыносимым положением». Он наклонился, взглянул в лицо Пламтри и увидел, что ее зрачки сжались в крошечные точки. Вот она-то определенно была заторможенной, и мысли у нее путались.

– Знаете, Коди, чего мы попытаемся добиться? – сказал он. – Изоляции . Выясним, которая из личностей лучше всех адаптируется в социуме, выдвинем ее на передний план и… отсоединим всех остальных. – Это описание вряд ли соответствовало общепринятой методике, но ему хотелось добиться от нее реакции. А она, похоже, не слушала его. – Коди, сколько вас всего? – продолжал Арментроут. – Мне известно, что я встречался с вами и Дженис, и я слышал о Валори.

– Боже! Я все еще в психбольнице, да? – пробормотала она, потирая глаза. – Полагаю, о холодном пиве здесь и речи быть не может… Но похмеляться тем, что было… Нет уж, благодарю покорно. Это было что-то с чем-то!

– Это было ЭСТ, – сказал Арментроут, откинувшись на спинку стоявшего около кровати стула и улыбаясь пациентке, – электросудорожная терапия, она же шоковая или «эдисоновская» терапия. – Он еще раз улыбнулся с таким видом, будто что-то вспомнил, и добавил: – Обычно курс лечения состоит из шести или двенадцати процедур, по три в неделю.

С лица женщины исчезло скучающее выражение, и Арментроут подумал было, что личность Коди ушла и сменилась маленькой девочкой, возможно, «внутренним ребенком», но когда она заговорила, это был ответ на то, что он только что сказал, и, значит, по всей видимости, это была Коди – Коди, напугавшаяся настолько, что забыла о своей наигранной язвительности.

– Снова ? – сказала она. – Вы собираетесь снова сделать это со мной?

«Наконец-то искренняя реакция!»

– Я пока еще не принял окончательного решения. – Сердце Арментроута забилось быстрее, и губы самопроизвольно изогнулись в торжествующей улыбке. – Все станет ясно после собеседования, которое мы проведем ближе к вечеру.

– Разе вам не нужно мое разрешение на это?…

– Одна из вас его подписала, – ответил он, пожав плечами. Она, несомненно, поверит этому, даже если показать ей бумагу с поддельной подписью. – Сколько вас всего?

– О, Иисус всемилостивейший, у меня в автобусе полно детворы, – сказала она и, откинувшись на подушки, закрыла глаза, – и все поют «Мы на лодочке гребем» и плачут, когда обдолбанный злодей наводит пушку на водителя.

Арментроут сообразил, что она имела в виду: в финале фильма Клинта Иствуда «Грязный Гарри» загнанный в угол серийный убийца захватывает школьный автобус, полный детей.