София Баюн - Механические птицы не поют [СИ]

Для этого мне нужно время, много, много времени. Я не могу отвлекаться на побочные проекты. Кэт настаивает на рождении ребенка.

После вступления в законный брак появление наследника является не только естественным продолжением заключенного союза, но и нашей обязанностью, долгом.

Я понимаю это. И ни секунды не сомневался бы в этом решении, мне не помешала бы даже работа. Но я не могу доверить Кэт другим врачам, не могу подвергнуть ее опасности, не продумав, как избежать тяжелых последствий. Она не понимает, не слышит меня.

Я закончу проект, который считал главным в жизни. И возьмусь за тот, который в самом деле является таковым.

…

Уолтер оторвал взгляд от страниц. Он не в первый раз встречал упоминание макета. «Трель» не интересовала его хотя бы потому, что ее он не пил, но почему-то эти отрывки казались важными.

Он перелистнул пару страниц — Джек описывал кого-то из своих пациентов и конфликты с руководством на почве финансирования и скорости работы.

…

После устойчивого результата с первой смесью у тридцать четвертой пациентки дело пошло на лад. Меня смущает ее беременность, но результаты анализов показывают, что дело не в гормональном фоне.

Позже смесь была протестирована еще на нескольких пациентах — результат устойчив, только один мальчишка, пациент двадцать восемь, выдает иной результат. Меня это раздражает. Я не могу понять, в чем дело.

…

Проклятый щенок обманул меня, просто поразительно! Он смог скрыть опиумную зависимость! Потрясающий талант и такое желание жить!

Если бы не этот малолетний гаденыш — я не получил бы новый простор для экспериментов. В смеси с опиумом «Грай» меняет свои свойства.

Сначала я хотел превратить в оружие ненависть. Мне казалось это красивым решением, идеальным для оружия, к тому же «Трель» работала с любовью, вернее, с самыми страстными человеческими желаниями. Большинство заключенных проявили неожиданный патриотизм и желание вернуться домой, и я мог использовать в качестве макетов любые картины и фотографии дорогих им мест. Они видели и слышали все, на что давал хоть малейший намек макет.

Самым простым решением было бы обернуть любовь ненавистью. Заставить ненавидеть все, что они любили — родных, страну, себя. Но после первых тестов я понял, что ошибался. Ненависть — большое чувство, настоящее, удел сильных людей. Если попробовать заставить ненавидеть слабого — чувство выродится в уродливый суррогат. Нет, нужно было другое, то, что испытывает каждый человек.

Страх.

То, что я читал во взгляде каждого пациента, обращенном на себя. На дне этих раскосых черных глаз всегда плескался страх — целый океан. Мне не доставляет удовольствия это зрелище, и все же именно оно помогло мне.

«Грай» вырывает из сердца то, чему человек боится даже смотреть в глаза.

Сначала все пациенты видели меня и боялись смерти. В начале приема, вне зависимости от дозировки, и того, был ли в эликсир добавлен наркотик, пациенты слышали только далекие голоса, будто за стеной собралась не очень шумная компания. Эта же галлюцинация иногда появляется на протяжении приема.

Но потом, при систематическом употреблении я мог наблюдать совершенно иной результат — ужас перед смертью, пытками и насилием пришел, а потом сменился страхом не универсальным, но личным, потаенным.

Они говорили со своим страхом, слышали его, как тридцать четвертая пациентка — шум волн с картины!

Боялись своих матерей и отцов, соседей, любовников и любовниц, собственной нечистой совести, испытанного когда-то и похороненного в глубине души не пережитого. Я смотрел в их глаза, видел там страх, а не свое отражение, и был почти что счастлив.

А потом я заставил говорить сразу несколько чувств, оправдав название эликсира. Несколько капель опиумной настойки, и вся дрянь, какая только есть в душе, вспенивается грязью, словно воды Ретты в половодье.

И мне не пришлось даже думать, как обратить открытие в оружие.

То, чего они боятся, стыдятся, все свои грязные мыслишки, гадкие дела и порочные мысли они стремятся уничтожить.

Чаще всего кончают с собой — разве это не иронично.

…

— Так вот, что ты сделал, — горько усмехнулся Уолтер. — Ну конечно, я мог бы догадаться. Я боюсь стать похожим на тебя. Боюсь, что ты сошел с ума и убил Кэт — поэтому пытаюсь убить Эльстер. И слышу тебя. Я думал, что «Грай» заставляет говорить с мертвыми, но нет — я боюсь стать с тобой единым целым. Стать, как ты. Разве это не иронично, Джек? Скажи мне, разве это, проклятье, не иронично?

Джек молчал. Уолтер, обернувшись и убедившись, что Эльстер спит, вернулся к дневнику. Хотел пролистнуть еще страницы, но следующая запись буквально приморозила к себе его взгляд.

…

Кэтрин беременна.

Я счастлив.

Я в ужасе.

…

Не могу думать о работе. Впервые не могу сосредоточиться на текущей задаче. Я смотрю на свои формулы, на отчеты своих ассистентов, и у меня ощущение, что я разглядываю узор на бумаге — в нем никакого смысла.

Кэт еще никому не объявляла. Почему-то хочет держать это в тайне. Я прописал курс добавок и лекарств, сам их изготовил, проверил все несколько раз и все равно никак не могу избавиться от тревоги, от настойчивого чувства приближающейся беды.

Я сам себе противен. Веду себя как престарелая Идущая, но никак не могу взять себя в руки.

…

Кэтрин

Кэт

Кэтрин

Я в отчаянии. Мне не дают отпуск, разумеется, мне его не дают — эксперименты только стали давать устойчивые результаты!

Если я раньше презирал своих пациентов, то теперь я искренне их ненавижу. И я знаю это без всякого «Грая».

Проклятье.

Проклятье!

…

Я счастлив. Я должен быть счастлив. Я слишком много думаю о худшем — это поведение не врача, но скудоумного истерика. Мне мерзко даже смотреть на себя в зеркало, но я заставляю себя, каждый день.

Ради Кэт и нашего ребенка, которому я подарю Альбион без войн.

Но я не могу думать об этом. Не могу есть, не могу спать, не могу работать!

Я чувствую, что теряю ее.

…

Наконец-то мне удалось привести мысли в порядок. Отвратительная истерика, совсем несвойственное мне поведение. Наверное, я слишком долго общался с сумасшедшими, привык проникать в их разум, ловить все оттенки их безумия — и сам стал, как они.

…

Уолтер молча провел ладонью по страницам, будто надеясь, что прикосновение просочится в прошлое и Джек каким-то образом почувствует его.

Линии по-прежнему были идеально ровными, а почерк каллиграфическим, но из каждой фразы сквозило отчаяние.