София Баюн - Механические птицы не поют [СИ]

…

Мой отец — святой человек, мудрый и дальновидный, да продлится сон Спящего о нем!

Из моих последних писем он сделал совершенно верные выводы и не заставил ни о чем себя просить. Наш брак с мисс Борден считается практически решенным делом, остается получить ее согласие. Делать предложение девушке во время военных действий — дурной тон, к тому же, сколь бы она не была умна и отважна, Кэтрин наверняка имеет некие представления и мечтания о романтической составляющей этого момента.

Кэт Говард… прекрасная леди Борден, самая восхитительная женщина из всех, кого я знал. Даже эти люди, с которыми мы воюем, перестали казаться мне столь отвратительными. Скоро эта война закончится, и тогда я стану самым счастливым из мужчин Альбиона. В сегодняшней молитве я вспоминал всех, с кем мог поделиться своим счастьем, надеясь, что Спящий увидит нечто хотя бы вполовину столь же прекрасное и о них.

…

Всего несколько записей, сделанных каллиграфическим почерком на желтоватой бумаге, показали Уолтеру брата с обеих известных ему сторон — Джек был циничен и свято верил в превосходство одних людей над другими, и он правда любил Кэт. С первого дня их знакомства, так нежно, как только был способен любить.

Слова начали расплываться перед глазами. Мерное потрескивание поленьев успокаивало, а прошедший день со всеми его тайнами навалился на него свинцовой усталостью. Уолтер сдался. Он закрыл глаза, все еще сжимая дневник в руках, и уснул, не вставая с кресла. При мысли о том, чтобы спать в пропитанной лавандовыми каплями постели он все равно испытывал отвращение.

Джек не приходил к нему во сне. Уолтеру снилось море, и в шуме волн ему слышалась отчаянная тоска. Он тоже тосковал.

…

Ему показалось, что его разбудили всего через несколько минут после того, как он уснул. Кто-то грубо тряс его за плечо.

— Уолтер Говард?

— Да, в чем дело? — прохрипел он, пытаясь сфокусировать взгляд на стоящем перед ним человеке. Удалось разглядеть только темно-серый мундир с медным аксельбантом.

А потом он вдохнул что-то тяжело пахнущее камфорой и сознание его снова погасло.

«Эльстер!» — плеснула паническая мысль за мгновение до того, как он провалился в безмолвную темноту.

Море ему больше не снилось.

Человек, сидевший перед ним, не казался опасным. Уолтер пытался сосредоточиться и разглядеть его лицо через пелену мути, растворяющую очертания. Выходило плохо. Мужчина похож на учителя — доброе лицо, мягкие движения, седые волосы, зачесанные назад. Но чем больше деталей удавалось заметить, тем больше он пугал: у него слишком добрые глаза, слишком сострадательная улыбка, он слишком не похож на жандарма. За спиной таких всегда стоит второй, не похожий на учителя. Чаще всего второй носит маску палача.

Уолтер мучительно пытался сосредоточиться.

Он не боялся быть раненным в бою, но при мысли о пытках разум застилал липкий, словно раскаленная патока, ужас. Иррациональный, неконтролируемый. Неуместный сейчас, как никогда.

— Юноша, вы меня слышите?

Лубок сняли, чтобы надеть наручники. Он осторожно попытался пошевелить пальцами. Правая рука еще слушалась, левая отозвалась острой, режущей болью. Левый рукав рубашки тяжело набряк — швы разошлись.

— Да, — с трудом ответил он. Бесполезно было притворяться. Этот человек с исполненным жалости лицом видит каждое его движение. Читает каждую эмоцию. По запаху чувствует страх. Уолтер не обольщался в способностях обмануть его.

— Прекрасно. Вы знаете, почему вы здесь?

— Нет.

— Вы не знаете, или за вами несколько грехов и вы хотите скрыть один из них?

«Они знают про Эльстер. Где она? В соседней комнате? Альбион с его проклятыми законами, ведь ее могут пытать, даже не получая разрешения клириков — она не снится…», — с ужасом подумал он.

— У меня нет грехов.

— В таком случае, почему вы здесь? Это, видимо, недоразумение?

Сколько сострадания в его голосе. Уолтер не мог найти ни одного знака отличия — ни погон, ни нашивок, ни аксельбантов. Даже пуговицы на темно-сером мундире были простыми, черными. Какую должность занимает этот человек? Каковы его полномочия?

— Как вас зовут?

— Можете звать меня Чарли.

— У вас есть фамилия?

— Зачем вам моя фамилия? — участливо спросил он.

Уолтер поморщился. Он ненавидел подобные игры. Ненавидел всей душой с университета, где на курсе дипломатии их учили также вести допросы. Он помнил задание на выпускном экзамене — студенты должны были узнать у преподавателя, какой цвет он загадал. Уолтеру достался красный. Ему потребовалось полчаса.

— В чем меня обвиняют?

— Разве вас в чем-то обвиняют?

«Прикинься дураком — допрашиваемого это выведет из себя».

— В таком случае, мое нахождение здесь и правда недоразумение. И на каком основании со мной обращаются подобным образом? Вас не уведомили о моем статусе?

— Но у вас нет никакого статуса. А обращаются с вами, должен отметить, исключительно мягко.

— Вы, видимо, с кем-то меня спутали. Мое имя — Уолтер Говард, и согласно третьей поправке к Декларации о…

Чарли скривился и жестом остановил его.

— Вы правы, ваше имя — Уолтер. Это так. Но вы никакого отношения не имеете к роду Говардов. Надеюсь, вы не хотите, чтобы вас высекли на площади за попытку обмануть правительство?

— Что?..

Чарли достал из стола бумагу и показал ее Уолтеру. Он не видел написанного, только видел печать и размашистую подпись своего отца.

— «Настоящим я, Ричард Говард, подтверждаю, что единственным наследником моего состояния и титула является моя супруга, Ленне Говард, урожденная Скалигер. Моим единственным ребенком я признаю нерожденного…»

— Дайте посмотреть бумагу, Чарли? — вкрадчиво попросил Уолтер.

Он отчетливо понимал, что, если сейчас ему покажут бумагу — он потеряет остатки самообладания и никакую полемику вести не сможет. Если отец и правда отрекся от него, если он теперь лишь бездомный бродяга с гражданским удостоверением Кайзерстата — значит, его положение ненамного лучше, чем у Эльстер. Значит, он ничем не поможет ни ей, ни себе.

Когда Чарли, мягко улыбнувшись ему, словно ребенку, правильно ответившему на вопрос, убрал бумагу обратно в ящик, Уолтер с трудом сдержал вздох облегчения.

— Поверьте мне, Уолтер, появление такой бумаги — вопрос времени. Это ваш отец вызвал нас и сказал, что вы прибыли.

— Лжете! — не сдержался он.

Но по глазам Чарли он видел, что на этот раз тот говорит правду.

— Уолтер, на что вы рассчитывали? Вас не задержали на аэродроме только из-за путаницы при пересадке — кто-то написал, что вы остались в госпитале, а не сели на «Майерлинг». Вы приехали к отцу, вели себя вызывающе — мажордом доложил, что вас видели выходящим ночью из спальни вашей компаньонки. Ваш отец очень расстроен вашим поведением и не хочет, чтобы вы своим распутством и юношеским нигилизмом вредили его будущему наследнику. К тому же вы прекрасно знаете, что послужило причиной интереса жандармерии.