София Баюн - Механические птицы не поют [СИ]

Разработка подобного вируса может занять годы и потребует огромного количества материала. Где взять столько людей для опытов, где взять столько врачей, не поддавшихся ложной этике? А потом что делать с территориями, заваленными зараженными трупами? А самое главное, что делать, если вирус мутирует и мы не успеем улучшить вакцину? Альбион уже пустел из-за эпидемий в прошлые века.

Нет, я создам нечто, превосходящее любой вирус. Совершеннее любой телесной болезни. К тому же у меня есть база — я не знаю, откуда мне привезли эликсир под кодовым названием «Трель», но его создатель — настоящий гений. Я улучшу его, превращу целительные капли в яд. Мне потребуется меньше людей для экспериментов, никто из моих коллег не подвергнется риску заражения и никто не прикроет проект, доказав, что он разбудит Спящего. Впрочем, это волновало меня меньше всего — Колыбель Серая одобрила мои планы.

Территория, населенная безумцами куда лучше толп зараженных. Сумасшедшие — плохие противники, к тому же чаще всего они убивают себя сами. Чистые трупы относительно здоровых людей, без всякой смертельной заразы. Неужели это не красивее, чем гниющее мясо на улицах?

Вчера мне наконец-то пришел ответ. Не знаю почему так долго, почему не в начале войны — но я получил разрешение Колыбели Серой и грант. Печать не вызывала сомнения, все подписи были на месте. Я могу начинать, и теперь даже Колхью мне не указ.

…

— Ах ты паскудный выродок! Это не от меня, от тебя всю жизнь были проблемы! Полюбуйся, хренов патриот, что мне за тобой приходится расхлебывать! — Уолтер в ярости схватил с тумбочки вторую чашку и запустил ее в сторону, откуда последний раз слышал голос. Чашка не зазвенела, разбиваясь, она будто хрустнула о стену, и осколки с тихим шорохом упали на пол.

— Уолтер, ты чего? — испуганно вскрикнула Эльстер, бросаясь к нему, но останавливаясь посреди комнаты.

Он поднял на нее взгляд и увидел в небольшом зеркале за ее спиной свои безумные, налитые кровью глаза.

— Он, мать его, заботился о благе Альбиона! Представь себе, он поперся на войну, чтобы ему никто не мешал во имя идеалов своей страны проводить опыты! — Уолтер взмахнул дневником, и Эльстер отшатнулась, будто он на нее замахнулся. Это отрезвило лучше любых слов.

— Прости, я… не хотел тебя пугать, — виновато сказал он, бросив дневник на кровать. — Я не ожидал… думал, он просто… я не знаю, о чем думал, но не мог себе представить… — бормотал он, собирая осколки.

— Уолтер… — прошептала Эльстер, касаясь его волос. — Я тебя не узнаю. Может… ну его, этот дневник? Хочешь — напиши мне по-вашему слово «Грай», я сама найду, где про него написано и вырву тебе только эти страницы? Что это слово вообще значит, кстати?

— Грай — это птичий крик… когда много птиц кричат, — пробормотал он, поморщившись. Слово ему не нравилось, и какая-то мысль настойчиво брезжила где-то на задворках сознания, но Уолтер был слишком взбешен, чтобы сосредоточиться на ней.

Вернувшись на кровать, он с отвращением взял дневник и несколько секунд разглядывал вензель на обложке, будто старался найти там ответы в обход омерзительных подробностей. Но две буквы никак не складывались в правильные слова и дневник пришлось открыть.

…

Они бормочут что-то на своем лающем языке. Я не понимаю ни слова, но слышу умоляющие интонации. И ненавижу еще больше — они смеют о чем-то меня просить.

Все они врут моему переводчику и это злит еще больше — неужели думают, что я дурак?

Простые вопросы. «Сколько лет». «Профессия». «Употребляете ли наркотики и алкоголь, курите ли табак». Половина не в состоянии ответить даже на это — некоторые начинают считать свой возраст на пальцах, на вопрос о профессии многие начинают торопливо перечислять профессии предков. Самое паршивое, что даже пара солдат с плетьми на способствовала скорейшему допросу — пленные просто не понимают, что от них хотят, а в истязаниях я не нахожу никакого удовольствия. Насколько презренным человеком надо быть, чтобы наслаждаться страданиями столь жалких существ? Чтобы вообще наслаждаться чьими-то страданиями?

Я здесь не для этого. И пусть переводчик все-таки сообщил мне, что значит слово «кусин-жо», которым зовут меня пленники — наплевать. Я не палач. Я здесь ради будущего своей страны, может быть, ради будущего человечества. Приказал выбить зубы следующему, от кого услышу это слово — пусть остальные держат языки за уцелевшими зубами. И отвечают на вопросы.

…

На этот раз он не стал швыряться предметами, а только устало закрыл глаза, стараясь прогнать ожившую в воображении картину.

Он видел лицо Джека так ясно, будто призрак все же принял окончательный облик. Это выражение ледяного презрения на бледном тонкогубом лице, эти глаза, в которых почти не осталось человеческого… Уолтер так старательно вспоминал детские обиды, так старательно вменял брату в вину любовь отца, которой он сам никогда не видел, что почти смог забыть, почему на самом деле между ним и братом всю жизнь была непреодолимая стена.

Поэтому.

Потому что чаще всего он видел перед собой именно такое лицо.

— Нет, проклятье, это не мой брат писал! — не выдержал Уолтер. — Это даже для него слишком!

— Что там? — тихо спросила Эльстер, садясь рядом и сжимая его правую ладонь.

— Боюсь, милая, ты после этого точно не захочешь со мной остаться, — нервно усмехнулся он.

— Глупости какие, я с тобой останусь, даже если твой брат там по человеку в день в речке топил вместо зарядки, — она коснулась его виска теплыми губами, но на этот раз поцелуй не прогнал тени, пробудившиеся в душе.

…

Все они лгут! Все говорят, что в жизни не видели опиума. Кому мы тогда его продаем — непонятно. Какая-то тварь распустила слух, что нам нужны только не употребляющие, и почти все они цепляются за свои жизни так отчаянно, что я чувствую что-то похожее на сочувствие — глупцы, неужели они не понимают, что я все равно узнаю правду, и очень скоро.

Явных курильщиков отсеиваю сразу, хотя если бы эта нация не отличалась плохими зубами — делать это было бы легче. Приходится лезть каждому в рот, выслушивать хрипы в легких, следить, кто бледен от страха, а кто от истощенности наркотиком. Я бы не отказался от ассистента, но Кэтрин просить об этом не хочу. Не дело юной леди мараться такой работой, к тому же боюсь, она нашла бы зрелище малопривлекательным. Поэтому в утренние часы приходится справляться самому.

Кроме курильщиков опиума мне часто попадаются алкоголики, десятки пленных имеют пристрастие к какому-то местному жевательному дурману, а двое оказались морфинистами — эти были одеты лучше других и держались достойнее. Даже признались сами, не вынуждая меня тратить на них время.