Анна Мария Роу - У каждой лжи две правды [publisher: ИДДК]

А они тоже ходили в храмы, тоже молились богам, верили каждому слову жрецов. И им тоже могло что-то не понравиться… Фараон, пусть даже и носит этот титул женщина в мужском платье, – бог на земле. Жрец, каким бы сильным он ни был, всего лишь пыль под ногами того, в ком течёт божественная кровь. Как смеет он осквернить божественное тело? Так может, и фараон не такой уж бог?

А кровь… Она у всех красная.

Через час девушки шли по улице. Ядвига едва успевала за пани.

– Зачем вы повозку не взяли, пани? Зачем вам ножками ходить? Устанете же! Вы же благородная! Образованная! Ой, кочки! Поосторожнее! И помедленнее! Тут давеча тротуар ремонтировали, так камни какими-то острыми стали. Ходить совсем неудобно. Ну куда же вы спешите, пани? Вас разве батюшка с матушкой не учили, что пани должна ходить степенно, аки лодочка по морюшку плывёт.

– Мои родители меня учили чувству собственного достоинства, скромности и стойкости!

– Бедными что ли были?

– В деньгах не нуждались… – Стефания потупилась и спрятала полуулыбку.

Её родители были богаты. Наверное…

Тогда, в детстве и отрочестве, она не придавала этому значения. Стефании было хорошо и в хлопчатых платьюшках и в шёлковых. Ей казалось, что у всех есть лошадка-каталка, пупс, открывающий и закрывающий глаза, плюшевый мишка. Каша с молоком каждый день, суп и горох с котлетой, булочка к чаю. Званые обеды раз в неделю, когда в дом приезжали деловые партнёры пана Заремского, а Стефе приходилось терзать скрипку и демонстрировать хорошее воспитание.

– Ну да, вы же богатые, с золотых блюд ели, на пуховых перинах спали. Вам нас, простых девушек, не понять. Ух, если бы я была пани, то…

Отец заработал своё состояние сам, а мать с самого начала была ему верной помощницей. Они умели ценить каждую заработанную монету и не изменили своей привычке скромной жизни, даже когда купили тот банк, в который отнесли первую заработанную тысячу злотых.

– Платье бы заказала. Красивенное, что аж ух. Да не того бледного шёлку муарового, который в разводах весь, будто грязный, а из атласа. Блескучего… Или тафты. Идёшь такая, и шуршишь. И все видят – настоящая пани идёт.

– И слышат…

Вчера Янек осторожно выдвинул предположение, что на неё, а возможно, и на её родителей навесили проклятие «избирательного видения» именно из-за наследства. Да, незаконно, да, только предположение… Чтобы узнать точно, нужно хотя бы эксгумировать останки… Которых не существует.

Но кто? Кто-то из партнёров отца? Деловитый мистер Бауман, вечно пахнущий дорогой цветочной водой, от которой девочке хотелось чихать и слезились глаза. Или же мистер Питтерсон? Мистер Макдаун? Мистер ещё какой-то там… Все они урвали кусок от бизнеса её отца.

Дядюшке тоже хватило.

Ведь дочь-то Заремских… Того, не может вступить в право наследования. Слишком мала. А потом оказалось, что не может контролировать свою магию… По условию в завещании отца. Нотариус его видел, подписал, одобрил и в Храм жаловаться не побежал. Значит, не так уж она страшна, эта магия. Необычна только.

Кто?

И муженёк вообще считает, что стоит заниматься делами живых и искать мага, который бы расплёл и разобрался с тем заклинанием, которое искажает восприятие реальности уже у Стефании.

– И бусы жемчуговые в три ряда. И брошку с кулак… Вот сюда, пани, этой дорогой быстрее дойдём.

Потому что это оно пока почти безвредное, но рано или поздно начнёт мутировать. И что тогда она не заметит? Симпатию со стороны молодого человека? Надвигающийся шторм или хорошую погоду? Или же троих мужчин, перегородивших узкую улочку…

– Идём с нами, пани! Хозяин хочет с тобой поговорить.

Стефа обернулась. Ядвиги рядом не было.

Испугалась и убежала? Или же сама привела и бросила.

И никого.

Не самое время вести светские беседы. Не самое время для страха, от которого останавливается дыхание и леденеют пальцы.

Узкие дома с окнами, закрытыми ставнями. Солнечный свет, который остался где-то высоко-высоко, где виднелась полоска безоблачного неба. Запах рыбы и крики чаек.

Удаляющийся стук каблучков по булыжной мостовой где-то за углом.

И ещё мужик, который преградил дорогу обратно.

Один – это меньше, чем три.

Стефа бросилась к нему, вроде как обходи слева, а потом поднырнуть под руку и вниз, вниз… А кричать бесполезно. Всё равно, горло будто кто-то сдавил. Захотела бы – не смогла бы.

Ведь они же проходили через площадь! И через улицу с милой кондитерской лавкой, где продавали так любимые пани Альжбетой корзиночки. Там люди! Они же не оставят в беде… Если до них добежать!

Но бесхитростный манёвр не удался. А чужие вонючие руки держали крепко.

– Ишь ты! – без удивления сказал один из разбойников. Как будто всё-таки ожидал, что жертва не будет сопротивляться, или же проявит хоть какую-то изобретательность. – Мешок тащи.

Не вырваться.

Брыкаться мешали юбки. Укушенный за предплечье мужик выразился куда более заковыристее, чем тот, по которому она всё-таки попала каблуком.

Девушку повалили на землю, руки скрутили верёвками. Ноги тоже.

– Да где же? – в рот впихнули платок, а ещё одну тряпку завязали, чтобы не пыталась выплюнуть кляп.

– Тут был. Что ж она так вертится-то?

– Не болтай!

В мешке было пыльно и сложно дышать.

– Прекрати дёргаться! – её взвалили на спину как куль с мукой и куда-то потащили. – Синяки будут.

Магия! У неё же есть магия!

Как?

Разорвать верёвки? Позвать на помощь растения?

Её бросили на твёрдые доски. Телега или пол кареты. На неё полетело что-то тяжёлое и тёплое. Воздуха стало ещё меньше.

Заскрипели колёса, подпрыгивая на булыжниках.

Сосредоточиться, почувствовать… Успокоить сердце, сконцентрироваться.

Если не растения… Если они и проезжали мимо деревьев, то слишком быстро, чтобы Стефания смогла уцепиться за них. Вездесущие одуванчики, пробивающиеся сквозь мостовую, тоже не отзывались.

Семена…

Тут должны быть семена. Подорожник, пырей, хвощ! Да хоть что-нибудь!

Не успела!

Пастушья сумка нашлась слишком далеко, а у вьюнка оказался поганый характер, слушаться мага-недоучку он не стал.

Или же везли её недалеко.

Вытащили из телеги, куда-то пошли. Звук открываемой двери, глухие приветствия. Прохлада помещения и скрип лестницы. Наверх. На один этаж. Потом её бережно положили на пол.

– Сними с неё мешок! – раздался властный голос.

– Так она не хотела сама идти!

Но ткань с головы сорвали. А потом и кляп вытащили.

Стефа бы плюнула в ту разбойничью рожу, да рот пересох.

– Прошу извинить моих слуг, милая пани, – в поле зрения появились хорошо начищенные ботинки. Сделали шаг вправо, шаг влево. – Да предложите пани сесть!