Анна Никода - Домовой

По крайней мере, я надеялась, что это полуночница. Был еще один вариант — гораздо хуже, даже думать о нем не хотелось…

Задумавшись, я не заметила, как свернула на поворот раньше и в итоге вынырнула прямиком на площадь, где ночные гуляния были в самом разгаре. В качестве апогея веселья послужила повальная драка в центре площади — у елки, украшенной бумажными флажками, советской еще звездой и мужскими семейными трусами, невесть как оказавшимися на верхних ветках. Оглушительно гремела музыка, из брошенного на землю микрофона раздавались хрипы и визги, а из кучи-малы — философские высказывания в духе: «Я тебе, козлу, всю жизнь тапки носила, а ты на эту клячу позарился?!».

Народ вокруг уже успел разделиться на две неравные половины и подбадривал стороны нетрезвыми «Так ее, Вася! Пусть знает место!» и женскими сочувствующими и злорадными причитаниями.

Я огляделась в поисках участкового, но тут из клубка тел вынырнуло двое — потрепанный мужик с исцарапанным до крови лицом и Алексей Михайлович — без шапки, с разорванной молнией форменной куртки и длинной царапиной на щеке. Очевидно, ему тоже досталось — за компанию. Неласково отшвырнув мужика в сторону стоявшего неподалеку уазика, он повернулся обратно к дерущимся. Потери бойцов они явно не заметили.

Попятившись обратно, я отступила в тень переулка. Недовольно пошевелила носом. Вздохнула — не надо бы лезть. И запрокинула голову вверх, к луне.

Маслянистый, протяжный вой растекся по улицам, словно масло на горячей сковородке. Честно говоря, выступление поразило даже меня — я думала, получится что-то более человеческое, но оборотень во мне, очевидно, спал слишком долго.

Спустя секунду оглушительной тишины со стороны ближайшего леса донеслись отголоски печального волчьего ответа. Словно волны, он накатывал на деревню, мелодично переливаясь и пополняясь все новыми голосами. Заслушавшись, я едва не попалась — народ рванул прочь с площади, под бабский визг и детский плач, в переулок кто-то заскочил, чудом не наткнувшись на меня — в последний момент я отпрыгнула за росшие по обочине кусты, укрывшись в ветвях.

Через пять минут на площади было пусто. Почти.

Кусты раздвинулись в сторону, являя нахмуренные брови и поджатые губы участкового.

— Ну и что это за концерт?

Я пожала плечами и пролезла мимо него, постаравшись толкнуть плечом так, чтобы он упал прямиком в сугроб. Не удалось — Алексей Михайлович устоял, только фыркнул:

— Детский сад, Алиса Архиповна. Вас тоже под замок посадить — за нарушение общественного порядка? У меня еще место осталось…

Вот и делай после этого людям добро.

Но говорил не зло и вроде бы даже улыбался — краешком губ. Так что я отряхнулась от снега и попыталась скрыться от представителя закона.

— Алиса Архиповна, ваш дом в другой стороне.

Ах ты ж черт.

Мысленно выругавшись, я неохотно развернулась. Ничего, сделаю крюк…

— Садитесь, довезу! — донеслось с площади. Я мысленно зарычала. Можно было, конечно, отказаться, но снова злить его совсем не хотелось. Плохое настроение Алексея Михайловича приводило меня в уныние и грозило проблемами, так что я смиренно дотопала до уазика и села на переднее сиденье. В салоне машины было тепло — он не глушил мотор, собираясь увезти разбушевавшихся односельчан. От моего соло они разбежались и протрезвели самостоятельно, так что оборотничий нюх уловил только едва уловимый запах запекшейся на морозе крови участкового. Судорожно выдохнув, я отвернулась к окну и сглотнула слюну. Нельзя людей кушать — негигиенично, непедагогично и просто отвратительно, вот. И уж тем более нельзя кушать своих людей.

— Что с вами? — когда уазик выехал на центральную улицу, спросил он.

— Душно, — просипела я, стараясь не дышать.

До моста мы доехали в полном молчании. Едва уазик остановился, я выпрыгнула наружу, тут же втянув носом морозный, колючий воздух — все другие запахи в нем мгновенно затерялись.

— Обещаю в следующий раз салон пропылесосить! — поклялся он, обходя машину. — Ну как? Полегчало? Пойдемте, провожу вас до дома…

— Нет! — вырвалось у меня. — Я к Гришке пойду, поздравлю с наступившим…

Отойдя на пару шагов я все же не выдержала и обернулась, чуть виновато добавив:

— Доброй ночи, участковый.

— И вам… — задумчиво ответил он, продолжая стоять у машины. Его взгляд я чувствовала до самых дверей, потому зайти к Гришке все же пришлось. Брезгливо отряхнув с валенок приставшие крупинки рассыпанной по крыльцу соли (гололеда вроде не было, с чего вдруг?), я вошла в дом.

Парень при виде меня неохотно отлип от окна и ухмыльнулся:

— Помирились?

— Мы не ругались, — привычно отмахнулась я. — Пойдем в дальнюю комнату.

Из окна в ней было отлично видно центральную улицу и собственно дом участкового — мы как раз успели застать, как он поднимается по ступенькам. Через пару минут на кухне зажегся свет, обрисовав знакомый силуэт. Я покосилась на часы — половина третьего ночи, самое время.

— Куда-то собралась? — полюбопытствовал парень, зевнув в рукав. Я только сейчас поняла, что в доме слишком тихо — все уже спали и его я, скорее всего, разбудила. Черт. А в кухне свет горел…

— Мы его вообще не выключаем, дети темноты боятся, — пояснил он. — Так что? Куда тебя понесло на ночь глядя?

— Хочу удостовериться, что на кладбище все в порядке, — честно ответила я, поспешно влезая в валенки, пока участковому не приспичило еще куда-нибудь прогуляться.

Гришка поперхнулся очередным зевком. И без тоговстрепанные волосы, казалось, еще больше встали дыбом.

— И это обязательно делать ночью? Сегодня?!

— Ну, знаешь, днем там как-то слишком многоЛЮДНО! — шикнула я, натягивая тулуп и заматываясь в шарф. Мороз на улице крепчал.

— Погоди! — в последний момент он перехватил меня за рукав. Страдальчески вздохнул: — Я с тобой… Свитер только надену…

— Можно подумать, ты мне чем-то поможешь… — проворчала я. — А Даша что скажет? Проснется — а тебя и след простыл.

Но проще было остановить бронепоезд. Гришка обладал ослиным упрямством — он мог довольно долго на что-то решаться, но если уж ему что втемяшилось в голову…

Дом участкового мы обошли с другой стороны, по сугробам, зато — уверенные, что Алексей Михайлович нас не увидел. Улицы после моего выступления были пусты и тихи, свет в окнах не горел, зато собаки, которые раньше замолкали, едва я подходила, теперь устроили целый концерт. Честное слово, с тем же успехом я могла бы привязать сзади погремушку.

— Ты же сама осенью говорила, что все в порядке, — бурчал Гришка.

Мы вышли на окраину, где ветер и холод ощущался сильнее, но я все равно слышала его бурчание сквозь шарф.