Анна Никода - Домовой

В доме Гришки горел свет. Покосившись на парня, я поняла, что не избежать разборок. Ожидаемо, в общем-то — какая женщина будет спокойно смотреть, как ее мужчина уходит посреди ночи невесть куда? И появляется под утро в компании встрепанной девицы.

— Вот что, — остановив его посреди улицы так, чтобы из окон нас видно не было, я сурово ткнула его пальцем в грудь: — Ты заканчивай по ночам шляться. Знаю, что помочь хотел, но если Дашка уйдет, ты ж потом сам изведешься. Не теряй шанс на нормальную семью, понял меня? Я без такой охраны перебьюсь, ничего со мной не случится, а вот ты…

— Да понял я! — хмуро перебил он, явно разрываясь между совестью и чувством долга, коим он, видимо, оправдывал наши ночные походы. — Только… Может, ты хоть участкового с собой возьмешь? Мало ли что…

— Вот именно, — отрезала я, бесцеремонно толкая его к дому. — Мало ли что. Так что лучше я сама…

На том и расстались. В утреннем затишье снег под ногами хрустел просто оглушительно — звук разносился далеко вдоль зыбкой границы света и тени, особенно на мосту, где я на минутку застыла, тревожно оглядывая окрестности. Но все, вроде бы, было спокойно.

Дом за ночь успел остыть, так что, войдя, я первым делом подкинула дров. Настя, укрывшись одеялом до самого носа, спала на печи, дети — валетом в спальне, куда я тихонько прикрыла дверь, чтобы не разбудить. Дыхание их было спокойным, размеренным — сон глубокий. Вряд ли они проснутся, вздумай я тут на балалайке играть. Но все же… Оборотни могут передвигаться абсолютно бесшумно, чем я и воспользовалась. Первым делом отправилась в сарай, где тоже подкинула дров и задала корма всей живности. Корова следила за мной с ленивым любопытством, помахивая хвостом и жуя жвачку. Затем переместилась на чердак в сарае, скинув вниз один из заготовленных тюков с сеном, после чего обновила дорожки, слегка присыпанные снежной крупой, и только когда окончательно рассвело, вернулась в дом.

После нервной ночи организм мой требовал чего-то более существенного, чем привычная гречка или вареная картошка, да и ребятню хотелось порадовать — все же натерпелись из-за моей, между прочим, невнимательности. Не будь я настолько беспечна, давно бы заподозрила неладное в столь странной бессоннице. Так что я занялась приготовлением сырников. Шкварчание масла на сковородке, мои тихие перемещения по дому и вкусный запах сначала разбудили Настю — одеяло зашевелилось и женщина села на печи. Выглядела она гораздо лучше, хоть и стеснялась своего «затрапезного» по ее выражению, вида.

— Я бы удивилась, если бы ты проснулась с макияжем и прической, — грубовато фыркнула я, не отвлекаясь от сковородки. — Иди, умывайся, да садись за стол. Разговор есть…

Я полагала, что новость о необходимости переночевать еще одну ночь вне собственного дома ее расстроит, но, похоже, добилась прямо противоположного эффекта: на бледных губах женщины мелькнула улыбка.

— Я… — заметив мое удивление, она виновато вжала голову в плечи. — Ты не подумай плохого, Алиса! Просто… Хорошо у тебя. Тепло. Уютно. И мальчишки вон до сих пор спят… — она кивнула в сторону закрытой двери и неловко пожала плечами. — Я давно их такими спокойными не видела. Тот дом, в котором мы живем, мне от свекрови достался. Мы раньше с ними жили, на том конце села, а когда муж умер…

Я поджала губы, без слов догадавшись что произошло, когда умер ее муж.

— Этот дом еще от матери свекрови остался, пустовал долго, — продолжила Настя, теребя в руках кусочек остывшего сырника. — Понятно, наверное, почему — кладбище под боком, кто тут жить захочет? Только у меня и выбора не было…

Она вздохнула, затем, словно взяв себя в руки, передернула худыми плечами:

— Дом, может, и нормальный, а только я к нему никак привыкнуть не могу, понимаешь? Неуютно мне, муторно. Может, это я такая мнительная, конечно. Люди и в худших условиях живут, а мне и жаловаться не на что — хозяйство, мальчишки здоровы, работа есть — не у каждого в деревне, между прочим… — она говорила, словно убеждая саму себя. Я ее понимала. Мне было не понаслышке знакомо чувство неприкаянности в собственном доме. Не в последнюю очередь поэтому я здесь и оказалась…

— Ты, наверное, дурочкой меня считаешь? — неожиданно спросила женщина.

— Я считаю, что человек должен жить там, где ему хорошо, — суховато ответила я, выкладывая на тарелку последние сырники. — Вот что… Побудь пока у меня. Поживете пару дней, отоспитесь, в себя придете, за скотиной присмотрите, а уж ваших кур я как-нибудь покормлю. А там… Посмотрим, в общем. Пей, пей чай — сама собирала…

Следовало разобраться с покойником. При одном только воспоминании о живом трупе меня начинало потряхивать — не то от прошлого испуга, не то от злости. Ишь, повадился! Я тебе покажу, как исподтишка пакостить и силы тянуть…

Кстати, о силах. Я собиралась нанести на могилку отца Дмитрия ответный визит. Днем, естественно — ночью-то я вряд ли буду на что-то способна без второй ипостаси. Поэтому, оставив Настю с проснувшимися мальчишками, я вымелась во двор в поисках канистры с бензином, что хранилась в сарае. Лопату и чугунный двухметровый кол пришлось взять со двора у Насти — иначе мое путешествие через деревню выглядело бы весьма занимательно. Второго января деревня выглядела лишь немного более живой, чем вчера, когда я до самого вечера не встречала ни одной живой души. Шагая мимо Гришкиного дома, я хотела было зайти, но передумала — вряд ли Даша будет рада моему появлению.

Днем Настин дом выглядел еще более неприглядно, чем ночью. Как-то сразу становилось понятно, что мужчины в нем давно уже нет — забор кое-где покосился, крышу не мешало бы перестелить, а одна из стен старого сарая не падала только благодаря подпирающему ее бревну. Понятное дело, мальчишки и женщина — много ли они могут?

Я невольно задумалась о собственном жилище. Лет ему уже немало, пол в сенях прогнил, того и гляди — проваливаться начнет, да и в самом доме не мешало бы перестелить, крышу бы обновить, а стены следовало утеплять лучше: с наступлением холодов как-то сразу стали видны все недоделки, на которые я не обратила внимания летом и не успела осенью. Печь топила хорошо, но много тепла уходило втуне — под крышу, которую весной наверняка придется перестилать заново, если я не хочу, чтобы первым же дождем мне испортило все заготовки. То же самое и с погребом — утеплять нужно было лучше! Но я больше была озабочена заготовкой припасов, а вот о том, как их сохранить зимой — не подумала…

Идти к кладбищу решила не по дороге, а по проторенной отцом Дмитрием тропе. Видно, не раз и не два сюда наведывался — идти было легко, главное, чтобы никто меня не заметил…

Заходя на кладбище, я невольно начала прислушиваться и вглядываться в окружающие снежные холмики с торчавшими из них крестами, на которых с хриплым карканьем переругивались вороны. Вот ведь — привыкли на дармовщинку! То яичко кто помянуть принесет, то блинчик. Потому, заметив меня, они слетелись с окрестных деревьев, явно предвкушая поживу. И были жестоко разочарованы, шарахнувшись от мелькнувшей в воздухе лопаты.