Анна Никода - Домовой

— Привет Грише… кха-кха… нька… — дальнейшее приветствие смазалось по причине посыпавшейся с крыши трухи. — КОТ!

Тем же вечером, напарившись в бане и более-менее примирившись с имевшимися проблемами (а также поставив капкан), я лениво развалилась на стуле в доме головы, отщипывая маленькие кусочки от домашнего хлеба. Сама пекла, между прочим.

— Я им машу, — вещал между тем Гришка, едва не подскакивая на стуле напротив меня. — А они не видят! Я взял палку, ка-ак шарахнул по сосне — такой звон пошел, что мертвые поднялись! Ну тут уже, конечно, все обернулись, но и лось ушел, только кусты закачались… В общем, негусто в этот раз. Зима рановато началась, осени, почитай, не было — зверь поглубже ушел, это не на день-два, это на пару недель идти надо.

— Посадят тебя, — фыркнула я. — За браконьерство.

— Кто? Лешка? — искренне изумился Гришка. — Да ну! Я ж дичь не стреляю, у меня и ружья нет! А что проводником наняли, так это не запрещено. Они ж на шеях таблички не таскают «БРАКОНЬЕРЫ». А Лешка, он честный да правильный, он все по буковке…

— Да уж… — согласилась я с невольно прорвавшимся в голосе сожалением. Которое не к месту внимательный парень тут же заметил:

— Вы так и не начали разговаривать?

— Мы разговариваем, — я деланно равнодушно пожала плечами и запихнула в рот краюху хлеба.

— Здороваться — не значит разговаривать, — заметил Гришка, игнорируя мои попытки забить рот, дабы не пришлось отвечать.

— Ты лучше скажи — не боишься после того, что было, в лес ходить? — я встала, прикрыла дверь на кухню: голова уже спал, было далеко заполночь. Гришка покосился в окно, но ставни были закрыты — как и всегда, с тех пор, как он узнал, кто может обитать в темноте.

— Колдун мертв, а кушать хочется, — наконец, сформулировал он. Я попыталась зайти с другой стороны:

— Ну а перед отцом — не стыдно? Уважаемый человек, а его сын такие делишки за спиной проворачивает…

Но смутить Гришку было не под силу и прошлому — судя по отзывам, хорошему — батюшке. Хлебнув остывшего чая из кружки, он широко ухмыльнулся щербатым ртом и снисходительно похлопал меня по плечу:

— Ничего ты не понимаешь, Алиса… Все эти запреты, законы… Это ж для чего сделано? Чтоб добрый человек себе куска хлеба добыть не мог. Все на этих богатеев работал. Не человеческие это законы. А я живу по совести — лишнего не беру…

— Ага, только другим показываешь, — поддакнула я, смирившись с тем, что наставить его на путь истинный не смогу. — Ладно, пойду, поздно уже…

— Погоди, дело есть, — спохватился парень и заговорщицки подсел ближе. Воровато покосился на дверь кухни, но из-за нее доносился только храп Никиты Алексеевича. Я заинтересованно наклонила голову. — Я вот чего… Покумекал тут… Тебе ж лес — как дом родной.

— Спорное утверждение.

— Не хочешь разок со мной сходить? — проигнорировав меня, предложил Гришка. — Ну, с охотниками…

Я секунду смотрела на него, надеясь, что это шутка такая. Потом поняла, что нет, и возмущенно поднялась из-за стола:

— Нет уж, я закон нарушать не собираюсь! Участковый и так спит и видит, как бы меня из деревни выжить!

— Да ты послушай! — горячо зашептал Гришка, вцепившись в мой локоть. — В январе из Москвы приедут, большие шишки, надо их заманить, чтоб они только сюда ездили! А зверь — говорю же — ушел! Ну Алиса, ну что тебе стоит? Денег, что ли, много?

Знал, куда бить, зараза. Я невольно вспомнила остатки наличности, припрятанные под матрасом и больше похожие на подаяние нищему. А поскольку продавать травы я категорически отказывалась…

Тьфу, пропасть! Нет и еще раз нет!

— В общем, ты недельку еще подумай, — уже провожая меня к двери, все-таки добавил Гришка. — Покажешь им пару лосей, может, и медведя завалим… Ты ж сама говорила, жир нужен…

В общем, уходила от Гришки я в раздумьях. Моя рациональная половина говорила, что это плохая идея — злить участкового, а половина звериная намекала, что побегать по лесу за дичью может быть очень полезно. Глядишь, и перекинуться получится…

Фонари уже не горели, но свет был не нужен — я перестроила зрачки и шла по мосту, вполне довольная жизнью. Немного портил дело поднявшийся ветер — в лицо то и дело бросало снежную пыль, маленькие вихри переметало через дорогу. Тучи нагонит…

Я опасливо посмотрела на небо, но звезды сияли все так же ярко. Только на горизонте, белесой кромкой поднимаясь над волнистой полосой черного, как вакса, леса, начинали клубиться облака.

Снег хрустел под ногами.

За оставшиеся до Нового Года дни Гришка разговор об охотниках больше не поднимал. Да и не до него было, если честно — моя война с куницей вышла на новую ступень и перешла в активную стадию.

Метель, разыгравшаяся к утру следующего дня, длилась почти сутки и дала мне возможность подготовиться к обороне: злобно сетуя на невозможность обновить звериные метки, я откопала чернокорень среди своих запасов. Гадость премерзкая, но действует на убой — стоит обмазать соком из этой дряни стены, как мыши будут обходить ваш дом за двадцать километров и с наветренной стороны. На счет куниц однозначных сведений у меня не было, но и вариантов — тоже. Попробуем…

Добавив для верности полынь, я истолкла сушеные травы, провоняв весь дом, залила речной водой и поставила на плиту — томиться. Запах стал интенсивнее — горько-сладковатый душок, похожий на разлагающийся труп вышел даже за пределы моей избы, отпугнув не только грызунов, но и детей. Я, притаившись, наблюдала из окна, как они, воротя носы, сбегали с моего двора.

Пока отрава настаивалась, я в очередной раз прихватила лопату и отправилась на борьбу со снегом — прошедшая метель не оставила после себя и намека на давно проторенные тропы. Судя по звукам, все соседи тоже решили заняться физкультурой.

Уже в ранних сумерках я вышла из дома, прикрывая ладонью густую, теплую еще получившуюся коричнево-зеленую кашу и аккуратно обмазала весь сарай по периметру. Не знаю как куница, а все остальные должны позорно сбежать с поля боя.

Когда я вошла в дом, кот уже сидел там, выразительно посматривая на воцарившийся на столе бардак.

— Можно подумать кто-то это увидит… — проворчала я, но принялась за уборку. Чернокорень мне тоже не нравился — уж не знаю, из-за его противооборотничьих свойств (весьма сомнительных) или мерзкого запаха. К тому же сок из него впитался в руки, окрасив их в синевато-лиловый, который после умывания посветлел до темно-коричневого.

Занятая уборкой и одновременно — готовкой позднего ужина я на время забыла про куницу. Мороз за окном крепчал, изукрасив окна сложными узорами, не давая увидеть ни что происходит снаружи, ни изнутри. Может быть, поэтому я была так спокойна и тихо напевала себе под нос, поглядывая на дремлющего на печке кота. К зиме он отъелся, шкура лоснилась и вообще вид был довольный донельзя. Нацедив молока в блюдце, я предприняла еще одну попытку и, предупредив кота, дабы не позарился на чужое, поставила подношение в сени. Только на этот раз — подальше от чужих ног. Хотя эти дети куда угодно достанут…