Анна Никода - Домовой

Когда он ушел, я проследила за ним до моста и вернулась, застав этих двоих на крыльце.

— А мы что-то задумали? — тут же пристал Гришка. Я отвесила ему подзатыльник.

— Нет!

На следующее утро я торжественно провожала Нику до трассы. Она ворчала и ныла — идти далеко, попутку ловить опасно, оставлять меня тут одну еще опаснее, а оставаться — значит обречь себя на существование без горячей воды, нормального туалета и света еще бог знает на сколько времени. Короче — ей не нравилось абсолютно все.

Я вышагивала рядом молча, прекрасно понимая, что сестрица ворчит исключительно из любви к искусству. На улице еще только начало светлеть — я разбудила ее, как только человеческие глаза начали различать очертания домов, поэтому никто не видел, как мы выходим из деревни. К тому же на землю опустился густой, кисельный туман — капли воды оседали в него, как в молоко. Низкое небо заволокло серыми, обложными тучами, из-за которых в воздухе повисла влага. Лес, еще не успевший обрасти зеленью, в этом антураже смотрелся довольно мрачно и уныло, так что Нике сам бог велел гундеть.

— Возвращайся скорее, — попросила я, когда спустя час мы вышли на трассу. Мимо проносились фуры и одинокие легковушки, доказывая, что кроме нас в этом мире живут еще люди. — И… Папе не рассказывай.

Она поджала губы:

— И я все же считаю это плохой идеей.

— Какая разница? — пожала я плечами. — Она единственная.

Возвращаться в пустой дом было странно: с одной стороны я была рада этой тишине и тому, что никто меня не дергал каждую секунду, а с другой… с другой было даже тоскливо. Слишком остро ощущая пустоту своего жилища и собственную беспомощность, я достала из-под кровати пистолет и, примериваясь, взяла его в руку, положив палец на курок. Вот так? Интересно, что чувствует человек, забирая чью-то жизнь? Я, конечно, не невинная овечка, но всегда забирала жизни собственными зубами-когтями. В этом было что-то честное, справедливое, я была частью жизненного цикла. Но пистолет это совсем другое. Одно нажатие — даже смотреть не обязательно — и нет человека. Каково?

Может быть, я никогда этого не узнаю (надеюсь, что не узнаю), но мне хотелось хоть как-то себя защитить прежде, чем Ника вернется. Я не рассчитывала увидеть ее раньше, чем через пару недель — ингредиенты для зелья найти было довольно сложно — и все это время я буду здесь одна. Значит, пришло время научиться драться по-человечески.

С этой мыслью, я вышла на задний двор и, приладив к забору жестяные банки, встала метрах в двадцати, упираясь лопатками в стену дома. Вытянула руку с пистолетом вперед, ощущая его тяжесть, и на всякий случай зажмурилась.

БАХ!

От грохота я на секунду оглохла, а руку, непривыкшую к ощущениям, мотнуло в сторону. С ближайших берез с карканьем сорвалась стая ворон, по спирали взмывая вверх. Да уж… Для тренировок, пожалуй, лучше выбрать менее оживленное место.

Пришлось уходить ниже по течению — в сторону Колосовки — и там стрелять в небольшой рощице. Благо река сносила звуки еще ниже и они терялись, не доносясь до человеческого жилья. Я завела себе за правило выбираться туда каждое утро, пока остальная деревня еще спала. И так шороху навела своим первым выстрелом — соседи потом целый день косились подозрительно.

Впрочем, в остальном жизнь снова потекла своим чередом. Странно — учитывая последние происшествия. Я чувствовала себя даже более человеком, чем раньше, погрузившись в привычные человеческие хлопоты: огород вскопать, часть рассады высадить (благо после того пасмурного дня погода установилась солнечная, хоть и прохладная, температура выше десяти не поднималась, но и ниже нуля не падала), коров на пастбище отвести, кур накормить, сеновал вычистить, повыковыривать слежавшийся мох из всех щелей, окна в доме вымыть до блеска, старые травы выкинуть, за новыми сходить… Впрочем, последнее вызвало некоторые затруднения. Глубоко в лес я больше не совалась, промышляя вдоль реки и по опушкам, где улов был весьма ограниченным. По весне по деревне прокатилась волна простуд, захватив на излете март, так что часть времени я потратила на то, чтобы сделать новые, свежие сборы от кашля. Машка, добрая помощница, все время крутилась рядом. Однажды я даже взяла ее с собой собирать березовые почки и бузинную кору, что для непоседливой девицы оказалось тяжким бременем. Изгойсав передо мной всю поляну, она в итоге сбежала «поглядеть брусники» — пришлось искать, с осторожностью прибегая к волчьему, обострившемуся, нюху.

Нашла, измазанную с темно-красном соке, стекающем по рукам, словно у маньяка-убийцы и с блаженной улыбкой во всю мордочку. Пришлось вести ее к Гришке в баню — не показывать же бабке в таком виде.

— Маня… — только и сказала Даша, увидев нашу компанию: я с зелеными до локтя руками от свежей травы, Машка — в высохшем соке, больше похожем на трупные пятна.

Уже выпроводив ее к бабке, я осталась у Гришки. Домой идти не хотелось, из еды в погребе у меня остались только моченая капуста да картошка. Проблема голода осторожно высовывала любопытный нос из-за печки.

Поэтому я угнездилась за столом на кухне у головы и потребляла впрок тушеную в сметане зайчатину. Тем более что имела на нее полное право…

Кстати о зайчатине.

— Что там участковый, с трупом не определился?

Гришка равнодушно пожал плечами — очевидно, его это не слишком волновало. Даже наоборот:

— Уж скорее бы поставил «висяк» и сунул в ящик, — проворчал он. — Они к Ксюхой всю дорогу там облазили, все искали за что бы зацепиться…

— С Ксюхой? — равнодушно спросила я, внутренне насторожившись. Эх, вот надо оно мне? — Это еще кто?

Гришка удивленно выпучил глаза:

— Ты чего, не знаешь еще? Это ж женка его бывшая… Она в ментовке в городе работает, трупаков смотрит.

Я растерялась от обилия поводов для вопросов. Поэтому первым вырвался самый насущный:

— Бывшая жена?! Он был женат?!!

— Мать, — Гришка сочувственно похлопал меня по руке. — Мне жаль. Но это давно было — лет шесть назад. И женаты они всего ничего были, он ее из города привез, туда она через полгода и сбежала.

Я сунула в рот соленый грибок, не чувствуя вкуса. Вот тебе и раз…

— Он ее пару недель как привез, дохляка посмотреть, — продолжил Гришка виновато. — Я думал, ты знаешь… Они мне все нервы попортили!

— Чем? — вздохнула я, понимая, что уши надрать ему вроде бы не за что, хоть и очень хочется.

— А вдруг они еще камушек найдут? — возмутился парень, понизив голос. — Крутятся там, крутятся, все выискивают… Ксюха-то в ментовском деле понимает — она в городе трупаки смотрит, вскрывает, значится, когда подозрения есть.

— Патологоанатом, — вынесла я вердикт. Теперь понятно, откуда у Алексея Михайловича сведения об убийстве.