Василий Ершов - Ищейки [litres]

– «Гонки пьяных поросят!» – восклицал он, читая афишу за афишей. – «Мастера сочных пощёчин!», «Турнир «Самая Быстрая Глотка!» – тут он разобрал мелкий шрифт. – «Испытание для самых стойких. Выпей своё скорее других, стань чемпионом, прославься и получи приз». Фантастика! Неужели всё это случается каждый год?

«Бедный студент! Света белого не видел из-за стен Академии. Теперь вот фонтанирует эмоциями».

«И не говори. То ли ещё будет, когда он узнает, за кем мы охотимся».

Тут-то и обнаружилось досадное неудобство. Кристоф выразительно посмотрел на подопечного. Стажёр старательно похлопал глазами. Кристоф удивлённо приподнял бровь. Бен поджал губы. Кристоф напряжённо нахмурился. Бен пожал плечами. Кристоф…

– Долго будете в гляделки играть? – скучающим голосом осведомилась ведьма.

– Ты чего не отвечаешь мне? – накинулся Кристоф на стажёра.

– В каком смысле? Я… я не понимаю, сэр.

– Я тебе сейчас мыслеречью вопрос задал.

Финкельштейн приуныл.

– Я не владею мыслеречью, сэр, – виновато признался он.

– То есть как?! – не сговариваясь, воскликнули оба агента.

– Вот так. Не сложилось.

– Этому же с малых лет учат, – не мог поверить наставник. – Я к тринадцати годам свободно изъяснялся мыслеречью. Энвер владела ею уже в одиннадцать. Все маги к совершеннолетию так или иначе умеют разговаривать мысленно. Это норма.

– У меня не получается, сэр. Никак, – Бен вздохнул и грустно пошевелил ушами.

– Совсем?

– Ну… когда кто-то рядом мыслеречью думает, я чувствую… что-то. Как будто птица мимо головы пролетает, едва касаясь перьями. Но и только. Я пробовал много раз.

Ищейка задумчиво поскрёб затылок.

– Мда-а, незадача! Ладно, запомним это. Понимаешь, Бенни, в ближайшем будущем мыслеречь может нам очень пригодиться, – волшебники, спасаясь от гомона и толчеи, завернули в первое попавшееся кафе (пока ещё пустое) и заняли столик в глубине зала. – Ты ведь очень вовремя подоспел: мы как раз напали на след одной крайне любопытной новы.

– Любопытного или любопытной – это ещё предстоит выяснить, – усмехнулась Энвер.

– Точно.

– То есть? – не понял юноша.

– Мы ещё не знаем, кого преследуем. Пол, возраст, детали внешности остаются для нас тайной.

– В этом вся изюминка, – подхватила Энвер. – На нову мы вышли в Холифилде неделю назад. Следы чистой Силы, разумеется, нашлись, но прежде всего там были свидетели.

– И они несли такую чушь, что даже полисмены крутили пальцами у висков, – Кристоф изобразил упомянутый жест. – Короче, жила-была в одной деревушке писаная красотка по имени Долорес. Неприступная, как скала, отвадила многих ухажёров. А всё потому, что была влюблена в молодого рейнджера – известного повесу и фанфарона. Но девицам такие нравятся. И Долорес не скрывала своих пламенных чувств, приводя отца, человека состоятельного и уважаемого, в ярость. Он и слышать не хотел о подобном зяте.

– Наверняка думал выдать её за какого-нибудь старого богатого пердуна, – желчно проговорила Энвер.

Тут подошёл официант. Чтоб его отшить, пришлось заказать кофе и тарелочку жареной картофельной соломки. Официант, удивлённый безалкогольным заказом, удалился, и светлый маг продолжил:

– В один из августовских вечеров, когда папаша был в отъезде, к Долорес явился тот кавалерист – с пылким признанием, цветами, бутылкой вина. Девица и впустила его через окно. На всю ночь, ага. Утром любовничек сбежал, прихватив с собой бижутерию на внушительную сумму. Через пару дней дочь кинулась воротившемуся папке в ноги и созналась, что по глупости отдала невинность и кое-что из приданого ловкому обольстителю. Взбешённый отец велел разыскать наглеца, и того вскоре нашли. Увы, парень имел железное алиби: в ту памятную ночь он, будучи в стельку пьян, дрых на сеновале у своего дядьки, в соседнем селе.

– Дядька и его батраки ручались: обвиняемый не сумел бы совершить приписываемых ему злодеяний, поскольку элементарно не стоял на ногах, – добавила ведьма.

– Ни в седло сесть, ни девку обесчестить, – согласился светлый маг. – Но самым странным было следующее: бедолага клялся, что напивался не с кем-нибудь, а с отцом Долорес. Тот якобы приехал к нему накануне, назвал сыном, предложил руку дочери и всё наследство в придачу. Потом оба выпили по чарке в кабаке, и «отец» ушёл, а кавалерист остаток дня надирался, угощая всех подряд. Хозяин кабака подтвердил, что пожилой господин действительно был и покинул захмелевшего компаньона, прихватив бутылку вина.

– В итоге все переругались, а следствие зашло в тупик, – Энвер хрустнула палочкой картофеля. – Никто не мог понять, как один оказался в двух местах одновременно, а другой появился там, где появиться никак не мог. Тут вмешались мы.

– Вы нашли следы магии, мэм?

– Мы оказались в Холифилде проездом, – ответил за напарницу Кристоф. – И да, нашли следы магии. Копнув глубже, наткнулись на эту резонансную историю. Эфирные эманации новы сохранились и в том кабаке, и в опочивальне наивной дурочки Долорес. Что ты на это скажешь, стажёр?

Финкельштейн, к его чести, сразу понял, куда клонит ищейка.

– Скажу, сэр, что нова как-то дурачит людей. Нам говорили в Академии, что новы сильны, но, как правило, узкоспециализированы. Наверное, этот специализируется на обмане.

– Тоже мне, удивил. Скажи лучше, как он это делает?

И вновь Бен раздумывал недолго.

– Видимо, тут какие-то чары для отвода глаз. Или наваждение. Надо было проверить всех общих знакомых той девушки и того парня. Тех, кого пустили бы в дом. Кто-то из них мог стать новой.

– Не всё так просто, – усмехнулась колдунья. – Наваждение, внушение, любое другое психологическое воздействие оборачивается головной болью после рассеивания чар. Долорес на мигрень не жаловалась. Гипноз – исключение – не оставляет следов, но мы проверили память потерпевших. Они не лгут.

– Либо искренне верят в свою правду, – добавил Кристоф. – Но я никогда не слышал о гипнотизёрах-самоучках столь искусных, что могли бы создать идеальную ложную память, а потом внушить её жертвам так, что те поверят в подлинность внушённого. Наверное, даже большинству магов-псиоников это не по плечу.

– А иллюзии, Бен?

– Иллюзии… Вы сказали, мэм, что посетитель Долорес украл её драгоценности. В учебниках написано, что самые совершенные иллюзии остаются иллюзиями и не могут взаимодействовать с материей. Всё, что сделает фантом, также окажется фантомом.

– Слышишь, Эн? Паренёк-то соображает.

– Это и пятикурсник сообразит. В конце концов, драгоценности могли украсть слуги, пока осчастливленная хозяйка спала.

– Могли, мэм. Но ведь Долорес ещё и… кто-то с ней… её… гм… – стажёр густо покраснел. Кристоф хрюкнул в кулак.