Владислав Алейников - Энтропия

Вместе с тем и у индустриализации хватало своих противников. В случае с заевшимися эксплуататорами все как раз таки понятно,– они боролись с цивилизацией за свою безбедную и сытную жизнь, которую она у них отбирала. Мой интерес во всей этой истории вызывает протест тех представителей человеческого вида, которых промышленная революция практически выволакивала из заплесневевших сырых подвалов винокурен. Протест тех, с чьих горбов она снимала тяжелые поклажи и тех, кого она мотивировала идти учиться грамоте, инженерии и машинному труду. На почве противостояния цивилизационным изменениям формировались целые движения и философские школы. Луддиты крушили станки и устраивали саботажи, различные антимодернисты и технофобы осаждали фабрики и забивали головы неграмотных сограждан своими, достаточно неоднозначными учениями на сей счет. Среди последних отметились даже такие личности как Освальд Шпенглер и Махмата Ганди. Однако, в сухом остатке антимодернистские течения и им подобные, с той или иной степенью критики подходят к самой концепции развития, считая, что человеческую природу изменить нельзя. Будь это так, мы бы до сих пор жили в пещерах и охотились с копьями. Все эти антицивилизационные формулы построены на боязни человека перед чем-то новым. Пускай красиво замаскированный под житейскую мудрость, но все же, рудиментарный первобытный страх зайти в новую пещеру, в которой быть может, притаился свирепый хищник, правит балом в умах консерваторов пристально высматривающих мелководье, куда бы забросить очередной якорь. Это бессознательное желание консерваторов цепляться за все старое, помноженное на способность договариваться на фоне общих опасений, объединило их в нечто целостное, породив новую идеологическую расу. Шагающие по миру с лозунгом: «оставь все как есть, а то вдруг будет хуже», они способны силой вырывать розги и плети из рук освободителей и повинно возвращать их своим надзирателям, пугливо прячась за их спины, движимые ужасом неведения грядущих перемен. Трудно представить сколько еще безопасных пещер должна продемонстрировать эволюция этим людям чтобы доказать, что за новой дверью тигр не прячется.

– Мы должны успеть найти его пока он весь мир не поставил раком! – исполненный решимостью я влетел в квартиру Кирилла.

– Может ты, для начала своему псу лапы протрешь после улицы? – Кирилл с недовольством показал на Талисмана и лежавшую на полу тряпку для обуви.

Несмотря на то, что собака действительно оставляла за собой грязные следы на полу, я отмахнулся от его претензии и прошел в комнату мимо недовольствующего хозяина квартиры.

– Что я тебе там рассказал? – оставив Талисмана в покое, Кирилл заинтригованно последовал за мной. – Я так понимаю речь о Маяке Надежды, верно?

Да-да, он угадал. Именно о нем. Общество вообще странно устроено. Вот власть вешает своим гражданам на уши лапшу. Кто-то верит, а кто-то нет. Стало быть – обычное дело. Но вот приходит некто и разоблачает эту власть. Так тоже часто случается, и что тогда?

– Сценарий ясен – скажешь ты, – какая-то часть из числа недоверчивых граждан потребует власть объясниться за свои прегрешения.

И это тоже верно. Но когда власть действительно приперта к стенке, и ей нечего ответить в свое оправдание, когда очевидно ее полное поражение и вопрос капитуляции остается вопросом времени, она, как по мановению волшебной палочки получает защиту – заступников в лице в равной степени ей же не доверяющих людских масс, ведомых боязнью перемен и смуты, неопределенности и отсутствия привычного постоянства, пускай и лишенного справедливости.

Маяк Надежды, каждый раз как ураган налетал на новый режим, закидывая его информационными бомбами и доводя до состояния полного бессилия. В котлах страстей бурлящих по всему земному шару, варились и сталкивались между собой сторонники радикальных перемен и их антиподы, для которых главное в жизни, это повторение вчерашнего дня. Диванные бойцы за мироустройство, давеча храбрившиеся в интернет-среде, на этот раз всерьез натянули на лица балаклавы, и сцепились меж собой на улицах подобно диким котам. Разруха и смута, варварство и обесчеловечивание, это верные спутники любого гражданского кризиса. За время недолгого телефонного звонка из почтового отделения, Кирилл многое успел мне рассказать. Он хорошо подготовился и сжал информацию до нужного минимума. По всему миру с новой силой вспыхнули не успевшие дотлеть до конца конфликты, все припомнили друг другу непрощенные обиды, а дикари-диктаторы решили бросить все силы против ослабших противников, дабы упрочнить свои геополитические позиции на глобальной карте. Между тем для того что бы осознать масштаб грядущего кризиса, мне оказалось достаточно одного короткого выражения, которое Кирилл в качестве предисловия употребил в начале своего доклада. Я уже слышал его не так давно из уст особым образом чувствующей ветры перемен женщины: «Мир охватила революция».

14

Отослав в полицию анонимку с координатами блиндажа с немецким вооружением времен войны, я снял с себя ответственность за судьбы искателей сокровищ. На этот раз я не боялся моральных терзаний за бездействие подобных тем, что случились со мной из-за гибели на железнодорожном переезде подростков. Даже если бы в дальнейшем выяснилось, что полиция повела себя нерасторопно, сталкеры погибли, а их дети осиротели, или же престарелые родители остались без помощи, это не меняло ровным счетом ничего. На чаше весов против пары сомнительных персонажей стояло гораздо большее – судьбы тысяч. Я должен был узнать, кто прячется за псевдонимом «Маяк Надежды» и где его искать. Времени у меня оставалось крайне мало и забеги по болотам в поисках тайников с оружием это самое не разумное из всех возможных видов деятельности, которыми я мог себя занять. К тому же наш и без того не многочисленный отряд уже потерял одного бойца, и необоснованный риск в таком положении дел был просто недопустим.

В то время пока я крутил баранку в сторону подмосковного Серпухова, Кирилл обзванивал своих бывших одноклассников в поисках номера телефона парня, с которым некогда сидел за одной партой. С его слов это был скрытный тип одержимый паранойей слежки и предпринимавший все возможное, дабы не оставлять никаких следов, в том числе и цифровых. Собственно это подтверждалось тем, что никто из его ранешних друзей не знал как с ним связаться. Даже профессию себе он выбрал подстать диагнозу – специалист по сетевой безопасности и работал в крупной IT-компании. Все чем мы располагали, это неточные сведения о том, что он продолжал проживать в квартире в Серпухове, в которой вырос. Об этом нам рассказал один из их с Кириллом одноклассников, несколько раз примечавший его в придворовом магазинчике. Еще дома у Кирилла на мой вопрос есть ли у него на примете человек, который сможет отследить анонима в сети, он без промедления назвал его имя. Он считал его гением, причем не за то, что тот правильно решал «домашку» за весь класс, а за то, что таковым его считали в узких профессиональных кругах. Еще учась в старших классах школы, он стал фигурантом громкого дела, связанного с падением систем защиты и утечкой персональных данных клиентов в одной из известных компаний, как раз таки специализировавшейся на кибербезопасности. Я даже вспомнил, как будучи еще подростком, сидел на кухне и смотрел об этом в новостях по телевизору, прихлебывая вчерашние щи на обед. Вот так, мир тесен. После окончания расследования и убеждения в том, что компьютерный вундеркинд не имел сообщников и разнес систему защиты в одиночку, компания приняла единственно верное и спасительное для своей репутации решение – отказалась от всех претензий и взяла его на работу, отучив в университете за свой счет. Во-первых, появление гения-одиночки ломающего неприступную защиту это форс-мажор, на который можно списать недоработки, а второе – обращение интеллекта злого гения во благо компании и ее клиентов, это воистину козырная карта для любого маркетолога, стремящегося продать свой товар.