Оливия Штерн - Ее нежеланный лорд [= Фарфоровая бабочка] [litres]

– Это только выглядит ужасно, – прошелестела королева. – Приходите с супругой на королевский бал. Там будет довольно народу, чтобы посмотреть на всех, а заодно и посплетничать.

– Спасибо, ваше величество, – Рой поклонился, – мы обязательно будем.

– Уделите мне несколько минут на балу, – сказала женщина, – я проверю, как там артефакт, который у вас под кожей. Возможно, его можно скорректировать, и он сам растворится.

– Благодарю, ваше величество. Что ж, не буду вам мешать.

– Не торопись, – Шедар усмехнулся, – прогуляйся с нами. Мне и Льер приятно, что старые друзья нас не забывают.

– Странно слышать подобное от короля…

– Но это так, Рой. И для меня важно, чтобы ты видел во мне не только короля Рехши, а в моей жене – королеву. В конце концов, никому из королевского двора я не доверяю так, как тебе.

Рой почувствовал, что краснеет. Впрочем, похвала всегда приятна.

– Рад служить вам, ваше величество.

И они пошли дальше, обсуждая всякие милые мелочи. Льер рассказывала о том, в какой цвет желает покрасить детскую, и о том, какие милые штанишки связала из шерстяных ниток. Шедар молча слушал и бросал на супругу такие взгляды, что у Роя начинали гореть уши. Льер в ответ только поглаживала мужа по предплечью и задумчиво улыбалась. А над головой шептались деревья, старые, в два обхвата, дубы, и чирикали птицы. Солнце поднялось высоко, тени под ногами стали темными, мешались с пляшущими тенями ветвей.

«Ларно – просто идиот, – подумал Рой, – если всерьез решил, что их можно разлучить, а потом подсунуть королю свою коровищу в рюшах».

И внезапно загрустил. Словно прыгнул с разбегу в беспросветную холодную муть. У Шедара и Льер – у них была любовь. Чистая, настоящая. А у него? За все прожитые годы? Была, конечно, Шарлин, и Рой знал, что она его боготворила. Но также знал, что Шарлин боготворила всех своих клиентов, кто был щедр и ласков.

И Рою отчаянно захотелось, чтобы и ему когда-нибудь так же повезло, как этим двоим, таким разным – и одновременно таким близким.

Потом он вдруг вспомнил, что хотел попросить Льер об одном очень важном одолжении.

Это касалось расследования.

Льер внимательно выслушала, задумчиво рисуя носком туфельки линии на дорожке, затем прищурилась насмешливо.

– Ну у вас и запросы, лорд Сандор. Впрочем, если подумать, то в этом нет ничего невыполнимого. Скажем так, три дня работы. Но для этого вы должны передать мне вещь, которая вам дорога. Дорога настолько, что вы бы пожертвовали всем своим богатством, лишь бы ее сохранить.

– Хорошо, – сказал Рой, а сам подумал про свою фарфоровую бабочку.

Изготовить из нее на артефакт… было откровенно жаль, все-таки единственная память о матери, но… Разве безопасность Бьянки того не стоит?

Домой он явился к обеду. Двери открыл Арвин, невозмутимо склонил седую голову:

– Милорд.

– И тебе доброго дня, – Рой улыбнулся, минуя старика и проходя в холл, – как у вас здесь дела?

– Все хорошо, милорд. – В уголках тонкогубого рта дворецкого притаилась усмешка. – К вашей, хм, супруге приходил папенька. Они беседовали в гостиной, пили чай.

– Дора подавала чай?

Рой невольно напрягся. То, что Роланд Эверси явился в его дом, – уже само по себе плохо. Что он там наговорил Бьянке? А она? Что она рассказала отцу об их отношениях?

– Дора, да, – Арвин чинно кивнул, – я тщательно за всем проследил, милорд. Дора только единожды выходила из гостиной, собственно, ее послали на кухню за бисквитами и тарелкой салата, заправленного кислым молоком.

«Значит, папаша лопал мои бисквиты, а Бьянка, как обычно, траву».

Эта мысль неожиданно разозлила. И Рой подумал, что если бы застал их, то затолкал бы салат Роланду в пасть. Чтоб знал, каково это – всю сознательную жизнь питаться как коза. А Бьянке бы пошел и купил самых лучших пирожных… Но, собственно, а где же она?

Он прошел в холл, окинул быстрым взглядом лестницу и невольно затаил дыхание, когда на самом верху увидел девушку. Сердце замерло в груди, а потом пустилось вскачь. В розовых лучах заходящего солнца она казалась прекрасной изящной статуэткой. Простое домашнее платье, светлое, с невесомыми оборками, делало Бьянку похожей на мифическую фею. Зимнюю фею, несущую свежесть, морозец, ясное синее небо, искрящийся снег… Бьянка принялась торопливо спускаться, придерживая рукой пышный подол, и чем ближе она была, тем быстрее росло, вспухало черным комом в душе ощущение, что за его отсутствие в жизни Бьянки произошло что-то нехорошее.

Ах да. Приходил папенька. Что он ей там наговорил?

– Бьянка, – позвал он осторожно, всматриваясь в кукольное личико.

Она точно плакала. Веки покраснели и припухли. И острый кончик маленького милого носика тоже порозовел. Сию минуту захотелось схватить ее в охапку, прижать к себе крепко, так, чтобы отодвинуться не могла, и целовать, собирать губами ее слезы, чувствовать гладкую, пахнущую ванилью и снегом кожу…

– Милорд, – прошептала она, мазнула взглядом по лицу и снова опустила голову.

– Что случилось? – спросил Рой.

А сам подумал: ой идиот. Ты два дня отсутствовал. А этого более чем достаточно, чтобы Бьянка ощутила себя брошенной, ненужной и обиженной.

– Вас долго не было, – сдержанно сказала она, как будто в подтверждение его догадки.

– И вы сердитесь.

– Мне передавали от вас цветы, спасибо.

Бьянка помолчала и шмыгнула носом. А потом глянула на него так пронзительно, что Рою захотелось от стыда провалиться сквозь землю.

– Папенька приходил, – едва слышно выдохнула девушка, – передал мне вот это… сказал, что надо добавить вам в чай.

Он с недоумением уставился на темно-коричневый пузырек на узкой ладони жены.

Потом медленно перевел взгляд на ее лицо. Все еще не верилось. Чтобы вот так, нахально, предложить жене подлить какую-то гадость в питье мужу. В том, что это гадость, Рой не сомневался.

А с губ сорвались слова, которых, возможно, и говорить не следовало:

– И что ж вы, решили папеньку не послушаться?

Бьянка вздрогнула, как от пощечины. Медленно, словно каждое движение давалось ей с трудом, она взяла Роя за руку и вложила ему в ладонь флакон.

– Я надеялась, что вы думаете обо мне лучше, лорд Сандор. Что ж, не смею больше…

И, всхлипнув, вцепившись зубами в кулачок, метнулась прочь. Вверх по лестнице.

Рой посмотрел ей вслед, затем перевел взгляд на флакон. Вздохнул. Он, Претемный побери, снова повел себя как дурак.

В груди все стянулось в тугой болезненный узел. Дыхание сбилось, царапая горло, перед глазами прыгали алые пятна, и только далеко впереди маячило розоватое пятно света, последние лучи заходящего солнца, что рассыпались по стене.