Джеймс Роллинс - Последняя одиссея [litres]

В одном она была уверена: в первое свое путешествие капитан Хунайн, искавший Тартар, посетил Иберию. И может быть, даже обнаружил богатый город Тартесс. Разве мог он устоять и хотя бы не отправиться на его поиски? Все в истории указывало на Тартесс. Если Хунайн его обнаружил, то, возможно, нашел там нечто такое, что указало на подлинный дом феаков – или как там на самом деле назывался этот продвинутый народ. Елена даже примерно догадывалась, что такого мог узнать арабский мореплаватель. Судя по рассказам о Тартессе, город и правда был крупным производителем бронзы и вполне мог поставлять столь необходимый для производства механизмов сплав для феаков. А феаки, в свою очередь, могли платить поставщикам знаниями и техникой. Не потому ли Тартесс описывается как царство, развитое, подобно Атлантиде?

Разум гудел, не давая сосредоточиться на поисках ложного указания, которое предстояло соорудить слой за слоем, перемежая правду и ложь, пока те станут неразличимы.

«Если у меня не выйдет…»

Елена вспомнила, как рухнул на палубу ребе Файн, как под ним растекалась лужа крови. Она посмотрела на монсеньора Ро, вспомнила угрозу отца: следующая смерть уже не будет столь скорой и милосердной.

Где-то в завалах книг крылись ответы на ее вопросы.

– Если мы ничего не найдем, боюсь, наши похитители потеряют терпение, – вздохнул Ро. – Особенно после нескольких дней поисков на испанском побережье.

– Да пусть ищут, бога ради, – горько обронила Елена.

Ро озадаченно обернулся к ней:

– Что вы имеете в виду?

– Это я так, со зла, – отмахнулась Елена.

Ро кивнул и сложил ладони на коленях.

– Ну так с чего же нам начать?

– Не имею ни малейшего понятия.

«А жаль».

Сорок восьмой Муса в полной мере наслаждался привилегиями своего статуса – не только посольского, но и духовного. Перед ним на столе, на серебряной и золотой посуде лежали остатки позднего завтрака: икра белуги на треугольных тостах без корок и яйца с черным трюфелем.

Годами он использовал положение в турецком правительстве, чтобы выкачивать миллионы из бюджета родной страны и из кошельков тех, кто торгует с Соединенными Штатами. Из казны «Апокалиптов», ресурсы которых практически не имели границ. И все ради личной выгоды, на создание необходимой для дела армии.

Причем человек, сидевший напротив, занимался тем же самым. Сенатор Каргилл преследовал собственные чаяния, вкачивая деньги «Апокалиптов» в свои избирательные кампании – предварительно отмыв их, конечно. Фират нисколько не завидовал Каргиллу – ни его деньгам, ни амбициям. Вообще, если сенатор станет президентом, это лишь укрепит Фирата в должности посла и послужит делу «Апокалиптов».

Каргилл допил бокал шираза и сверился с золотыми часами «Патек Филипп».

– Мне пора возвращаться в комнату связи, утренний перерыв в работе саммита близится к концу. Предстоит дневная дискуссия по вопросам экономического развития в странах бывшего Восточного блока.

Фират встал из-за стола и махнул рукой в сторону каюты, целиком занимавшей верхнюю палубу надстройки.

– Я вас понимаю.

– Что касается поисков на побережье Испании, то я вряд ли задержусь дольше, чем еще на день. В конце концов мне придется вернуться в Гамбург, для личных встреч. – Он пожал плечами: – Полагаю, я достаточно мотивировал Елену на помощь.

Фират коротко кивнул.

– У нас определенно имеются инструменты для того, чтобы поддерживать ее настрой.

– Все же я настаиваю, чтобы ей не причиняли вреда. – Каргилл с угрозой посмотрел на посла. – Надеюсь, это понятно?

Фират внутренне закипел, но ограничился кивком и одним словом:

– Разумеется.

Дабы успокоиться, Фират представил все мыслимые пытки, которым подвергнет пленницу. Напоследок он оставит ее на ночь с Кадиром, однако сперва оторвет сенаторской дочке все, что только можно оторвать. Потом, когда пытки закончатся, воды моря скроют этот грех, забрав тело. Фират скажет, что Елена сама бросилась за борт.

«Что мне сделает этот kuffār?»

Двое мужчин смотрели друг на друга так, словно мысли одного были для другого как открытая книга. Момент нарушил стук в дверь. Фират кивнул личному дворецкому, и тот пошел открывать. В салон ворвалась Нехир; следом за ней шел еще гость.

Посетитель, красный от гнева, протиснулся мимо Дочери.

«Что он тут делает? – подумал Фират. – Что еще не так?»

Не успел он поинтересоваться вслух, как гость выпалил:

– Елена Каргилл лжет. Все это время она водит вас за нос.

Елена сразу поняла, что что-то не так.

Двадцать минут назад Кадир увел монсеньора Ро, и они до сих пор не вернулись. Теперь за стеклянными дверьми появилась Нехир. На лице тюремщицы играла самодовольная ухмылка, отчего сердце у Елены зашлось. Когда двери библиотеки открылись, яхта дернулась, и Елена, чуть не падая, невольно пробежала в сторону носа корабля.

«Ой-ой».

Яхта сбавила ход и быстро опускалась, пряча подводные крылья.

«Почему мы останавливаемся?»

Впрочем, ответ она уже знала.

– Следуй за мной, – приказала Нехир.

Выбора не было, к тому же с Нехир пришло двое вооруженных боевиков, которые сейчас дожидались ее в коридоре. Отложив очки для чтения, Елена пошла на выход. Руки и ноги дрожали, во рту пересохло.

Проведя Елену к главной лестнице, Нехир стала спускаться в недра корабля. К тому времени как они оказались внизу, Елена чуть дышала: от напряжения грудь словно сдавило железным обручем. По пути они встретили других Сыновей и Дочерей, но те не смели поднять глаз.

Наконец подошли к раскрытому металлическому люку. Открыв его шире, Нехир жестом велела Елене пройти внутрь. Ей хотелось воспротивиться: изнутри доносился запах раскаленных углей, – однако в спину Елене уперлись стволы винтовок, и она покорно проследовала в помещение, напоминавшее один из кругов ада. Стены – из вороненой стали, палуба под ногами – из того же материала, со множеством сливных отверстий. Вдоль одной из стен – ряды ножей: от крохотных, которыми можно препарировать лягушку, до огромных, которыми можно отсечь конечность человеку. На другой стене – подбитые шипами плети, цепи и прочие инструменты, о назначении которых Елена боялась даже гадать.

В противоположном конце помещения пылал газовый очаг, а в нем – угли. Огонь взревел, когда Елена вошла, и стало невыносимо жарко. Перед зевом печи стояла стальная рама в виде буквы Х, чуть наклоненная к огню. На кресте, привязанный за руки и ноги кожаными ремнями, висел старик-священник. Рот ему заткнули кляпом, рубашку сорвали, обнажив впалую щуплую грудь. От страха Ро уже покрылся крупными каплями пота. На Елену он посмотрел с отчаянием и одновременно с жалостью, как будто пытать собирались ее.